Задумавшись, она едва не прошла мимо директорской двери, но потом резко свернула в кабинет. Стоило ей снова войти в приемную директора, ее гнев сменился страхом. В первый раз, всего несколько часов назад, помещение показалось ей ярким и праздничным. Теперь все изменилось. В приемной было темно, тихо, сумрачно, будто на пороге комнаты пыток. Приспособления на стене явно свидетельствовали о том, что внутри ее ожидает садист и маньяк. А картины? Она видела их и раньше, но теперь они словно ожили: рисунки на темы Темных веков, в готическом стиле, наводящие ужас изображения смертельных побоищ темных рыцарей и изрыгающих пламя бурых драконов.
Рыцари, большей частью в кольчугах, держали сияющие широкие мечи. Иные, имея ужасные открытые раны, истекали кровью. Были драконы на двух ногах, были на четырех, но все с великолепными широкими крыльями, которыми они, казалось, яростно бьют во время схватки.
Крылья приковывали к себе внимание Бонни. Она подошла ближе, чтобы получше рассмотреть драконов. Ах, какая красотищща! Каркасом для тугого полотна каждого из крыльев служило сухожилие, напоминающее костлявую руку, и сеть длинных мышц, похожих на ребра. Неудивительно, что они обладали такой мощью. Этот дракон смугло-бежевого оттенка смотрел на нее глубоким, проницательным взором. Бонни была так им очарована, что ее рука непроизвольно потянулась к рисунку.
— Мисс Сильвер?
Бонни резко обернулась и увидела, что доктор Уиттиер стоит в дверях своего кабинета. Он глядел на нее, наполовину прикрыв один глаз и потирая подбородок.
— Почему ты вернулась? Забыла что-нибудь?
Горло у нее сжалось, а ноги задрожали, будто не ноги, а зубочистки.
— Н-нет. Я просто… — Она осеклась. Что-то в лице доктора Уиттиера вызвало у нее страх, парализовавший ее на мгновение, что-то смутно знакомое, как призрак в мимолетном ночном кошмаре.
Доктор Уиттиер шагнул вперед, глядя на стену мимо Бонни:
— Значит, ты рассматриваешь рисунок?
— А… да, — с запинкой ответила она. — Потрясающий дракон.
Доктор Уиттиер нахмурится:
— Тебе нравится дракон?
— Да. Очень.
Доктор Уиттиер бросил взгляд на Бонни, а потом снова повернулся к рисунку:
— Жуткая она была, это точно.
— Она?
— Не обращай внимания. Итак, чем я могу тебе помочь?
В этот момент в кабинет, чеканя шаг и грозя Бонни пальцем, вошла миссис Робертс.
— Ну и девочка! — рявкнула она, сурово глядя на директора. — Эта девочка ударом кулака сбила с ног своего товарища! — Тут она широко размахнулась, отведя руку за свой пышный стан, чтобы продемонстрировать как это было. — Вот так! — Она резко выдохнула, прежде чем закончить.
Брови доктора Уиттиера поползли вверх.
— Это правда? — спросил он у Бонни голосом, брызжущим с трудом сдерживаемым смехом. Окинув взглядом ее хрупкую фигурку, он снова обернулся к миссис Робертс: — И кого же она ударила?
— Адама Ларка. Повалила на пол!
Брови доктора Уиттиера снова взлетели.
— Адама? Я же разрешил ему прийти только за тем, чтобы забрать учебники, и я думал, что он давно уже ушел.
— Он хороший мальчик. Я уверена, что он ждал меня, чтобы я дала ему задание на дом.
Доктор Уиттиер вытаращил глаза:
— Ну конечно. — Нерешительно поглядев в сторону обширных форм миссис Робертс, он жестом указал на стул: — Может, присядете?
Она покосилась на стул и заявила с прежним негодованием, вздернув нос:
— Я предпочитаю постоять.
Доктор Уиттиер кивнул и взялся ладонью за подбородок.
— Адам ведь на голову выше Бонни, не так ли?
— По меньшей мере, — подтвердила миссис Робертс. — Но она на него напала. Ка-ак кинется… — Миссис Робертс резко развернулась на месте, занося кулак для другого удара, но доктор Уиттиер шагнул вперед и вовремя успел перехватить ее запястье.
— Я разберусь, миссис Робертс, — заверил он ее, отпуская ее руку, — не волнуйтесь, я обо всем позабочусь. Пожалуйста, пришлите ко мне Адама. — Он свирепо зыркнул на Бонни — нарочно для миссис Робертс — и подмигнул, когда она уже повернулась к двери.
А миссис Робертс, шествуя мимо Бонни, наклонилась и прошипела ей на ухо:
— Бродяжье отродье! То-то с тобой никто не дружит!
Бонни будто кислотой обожгло. Ушам стало жарко, сердце забилось так, словно хотело раствориться и вытечь. Бродяжье отродье. Она вовсе не была бродягой, но она понимала, что учительница имела в виду. Она была сиротой из той части города, где жили не лучшие люди. Бонни старалась не всхлипывать, сжимая скулы. Заметит директор ее слезы или нет?
Доктор Уиттиер знаком пригласил Бонни перейти из приемной в его кабинет. Когда дверь закрылась, он достал бумажный носовой платок из пачки, лежавшей на углу стола, и подал ей. Она с благодарностью взяла его и вытерла глаза.
На лице директора засияла широкая улыбка.
— Значит, ты дала прикурить Адаму Ларку? — Он расхохотался, обхватив себя руками и от смеха клонясь на стол. — Он, наверное, хотел тебя припугнуть за то, что ты сказала про зажигалку, но ты… — Он снова не договорил, захлебываясь смехом.
Бонни даже не улыбнулась, лишь пожала плечами. Она была рада тому, что директор хочет подбодрить ее, но обида от слов миссис Робертс подавляла радость, что пыталась подняться изнутри.
Доктор Уиттиер, не переставая смеяться, обошел вокруг стола, игриво покрутил кресло и сел. Затем он взглянул на нее, сложив руки на книге записей.
— Мальчишку давно следовало проучить. Он получил по заслугам, верно?
Улыбка наконец тронула губы Бонни. Она кивнула, и ее лицо смущенно вспыхнуло.
— Скажи-ка, что он выкинул на этот раз?
— Ну… — начала Бонни и остановилась, думая, что же можно рассказать.
— Я все равно уже слышал. Выкладывай уж.
— Он хотел открыть мой рюкзак, — выпалила она. Доктор Уиттиер с любопытством взглянул на ее рюкзак:
— Зачем же он хотел сделать это?
— Наверное, хотел посмотреть, что там внутри. Может быть, у него обостренное любопытство.
Лоб директора нахмурился, а правая ладонь сжалась в кулак.
— То есть ты ударила его, потому что он пытался заглянуть к тебе в рюкзак?
Бонни закусила губу, не зная, что говорить дальше. Доктор Уиттиер насторожился, своим подозрительным взглядом, будто лазером, сверля джинсовую ткань рюкзака.
— Ты носишь там запрещенные предметы?
— О нет, доктор Уиттиер. Просто… — Она замолчала и опустила глаза.
— Я думаю, ты должна сказать мне, Бонни. Если у тебя есть веская причина хранить секрет, то я позабочусь о том, чтобы тебя больше не беспокоили.
