и заговорил. Говорил недолго. Преимущественно об осторожности в тылу врага.
— Хочу русскую поговорку на прощание напомнить вам. Народ утверждает, что драку выигрывает тот, кто смекалист и спокоен. Доброго вам пути, друзья, и счастливого возвращения!
Погрузились мы быстро, без лишней сутолоки, и катер отошел от берега.
Ох, это полярное лето! Ночью светло как днем. Никакие маневры не помогли экипажу североморского катера спрятаться от воздушных наблюдателей противника. Едва мы вышли в залив, как над нами закружили одиночные самолеты. Пришлось долго уклоняться от бомб и пулеметных очередей с воздуха. Не достигнув цели, катер причалил к берегу. Мы высадились на Рыбачьем, близ перешейка. Здесь, совсем рядом, проходила передовая.
Бойцы укрепрайона полковника Д. Е. Красильникова указали нам скалистую высоту, откуда просматривались вражеские позиции. На высоте не рос даже лишайник. Измельченный снарядами гранит хрустел под ногами. Проводником был Москвин. Он недавно отсюда, ему знаком тут каждый камень.
Перед самой вершиной высоты поползли. Изредка хлопали разрывы. Осколки камня и стали визжали над нашими головами. Ползли цепочкой. В полосе боевого охранения стрелковые гнезда были надежно защищены камнями.
— Стоит, братцы!.. Стоит!
Это Москвин не сдержал своего восторга. Он рукой показывал нам на пограничный знак, что был рядом, на соседней сопке. Николай разговаривал с ним, как с братом:
— Уцелел, родной наш. Так и надо, держись!
Гитлеровцы открыли бешеный огонь из пулеметов.
Мы отползли вниз, за каменный уступ, затем перебрались в один из блиндажей укрепрайона. Здесь командир нашей группы младший лейтенант Иванов, посоветовавшись со «старожилами» перешейка, принял решение:
— Начинается отлив. Под покровом тумана обойти передовую берегом моря. Во время отлива вода от берега отступит. Это поможет нам проскочить на свой маршрут.
Мы вышли на свою трассу без особых осложнений и оказались в тылу противника. Затем почти сутки пробирались тундрой и болотами. Наконец пришли на условленную сопку. Капитан Богачев уже ждал нас. Угрюмый, усталый. Плащ-палатка на нем мокрая, топорщилась, ствол автомата торчал под рукой в прорези полы.
Командиры склонились над картой, а мы прилегли.
Вокруг, кажется, на много верст царила тишина. Сизенькие извилинки дыма цигарок юлили кверху и, попадая на багряный свет полосы горизонта, исчезали. Стояла светлая полночь.
Вдруг раскатистый гул далекого грома потряс чистый воздух и повис над тишиной. Бойцы забряцали оружием, зашевелились. Кто-то из группы Богачева объяснил:
— По переправе на Титовке молотят, долговязые гитлеровцы. У южного моста прорываются, кляп им, чертям, в глотку. Ишь как бьют, воздух волной ходит.
— Пора! — тихо произнес подошедший к нам капитан Богачев.
Пошли не быстро. Дозорные менялись часто. Тундра встречала нас то сонным криком куропатки, то хлюпаньем болотной жижи иод ногами, то гулом немецкого воздушного разведчика.
Белокурый ефрейтор, связной капитана Богачева, шагал рядом со мной. Я присмотрелся к нему. Наивная улыбка застыла в уголках его губ, он негромко проговорил:
— Капитан Богачев велел мне поближе к тебе держаться.
— Ну держись, раз капитан велел, — ответил я, а про себя подумал: хоть и ефрейтор, а молодой, присматривать за ним надо.
На скалистой сопочке, в двух километрах от Мишуковской дороги, к отряду Богачева присоединилась разведка лейтенанта Козюберды. Лейтенант Козюберда поздоровался со мной за руку. Все такой же остроглазый, подвижный, только немножко осунулся и рыжая щетина на бороде вроде начала серебриться.
— Живем? — спросил он меня.
— Живем, — ответил я.
Козюберда повернулся к Богачеву:
— Вот мерзкая история, капитан! Фашисты по лощине прошли, сейчас некстати они. Подбираться к цели теперь придется слева. Охотник и эту дорогу объяснял мне. Справа нельзя, на заслон можем нарваться.
Богачев пошевелил плечами:
— Не стал ли охотник водить нас за нос? Противника-то я тоже видел…
Козюберда удивился:
— Нет! Еще с финской знаю охотника. С братом его тоже встречался. Брат живет в Финляндии, сейчас при штабе полка немецкого оленеводом. Получаю от него информацию.
Богачев чувствовал на себе громадную ответственность за жизнь бойцов, которых привел в тыл врага, поэтому медлил с ответом, до тонкости обдумывая последний шаг перед действием.
— Значит, верить охотнику?
— Я верю!
— Тогда веди. Второй час ночи, самый сон…
Ночная роса седым покрывалом легла на мох. Чуть слышно попискивали птенцы. Слежу за ногами Богачева. Он осторожно перешагивает гнездо и находит нужным предупредить нас:
— Птенцов не давить…
Впереди господствующая над округой высота. На ней, как сказали разведчики, расположены наблюдательные пункты и корректировочные посты какого-то крупного авиационного начальника и артиллерийской службы. У подножия высоты, на берегу реки, — блиндажи и землянки штабных офицеров и солдат.
Мы остановились. Здесь, перед тем как перебраться через речку, разбились на мелкие группы, каждая из которых получила конкретную задачу. Мне приказано действовать в группе Терьякова. В ней четверо.
Ползу вперед, слышу: впереди шумит речка. На той стороне кусты. Ширина речки метров восемь. Я уже на берегу. Вглядываюсь в кусты на той стороне и только теперь замечаю, что у самой воды сидит здоровенный фашист. Носатый, на голове фуражка с кокардой на черном околыше — артиллерист. Мне показалось, он оцепенел, всадив в меня взгляд, и только через несколько мгновений потянулся рукой к кусту, подле которого стояли ведра и лежал автомат.
Как же быть? Через прорезь прицела отчетливо вижу волосатую переносицу фашиста, но выстрелить — значит сорвать всю операцию. Тем временем враг вдруг дернулся с места, однако ботинки подвели его, скользнули по мокрому валуну и он съехал в воду. Справа кто-то тигром обрушился на фашиста и не дал ему всплеснуть руками. Тот тихо погрузился в воду вниз головой. Лишь помятая фуражка всплыла и, покачиваясь на волнах, удалялась от хозяина по течению.
Проводив взглядом фуражку, я только теперь разглядел, кто выручил меня. Терьяков! Он сидел на том берегу и чутко прислушивался к тишине белой ночи.
— Почему заминка? — строго спросил проползавший мимо меня младший лейтенант Иванов. Потом увидел фуражку, плывшую по речке, понял, махнул рукой: — Вперед!
Перебираемся через речку на перекате вброд.
У подошвы высоты опять заминка. Пограничники, затая дыхание, смотрели в зелень березняка, где возвышались замаскированные пожелтевшим дерном две землянки. А чуть поодаль, будто приклеенный к громадному валуну, ютился дощатый домик.
Из ближней землянки вышли двое. Один длинноногий, сутуловатый, с подсумками на поясе. Второй пониже. Поверх мундира у второго пестрел белый засаленный передник. Враги перешли во вторую землянку. Вслед за ними туда бесшумно ворвались четверо наших. Прошла всего лишь минута, и эти две землянки, дощатый домик стали нашим исходным пунктом для решения основной задачи. Теперь уж нам никто не мешал.
Появился Козюберда и с ним два разведчика. Он послал их
