губу, Ривка! Надо уже поговорить об этом и обо всем!
Герман. А можно за дедушку еще кусочек хлеба?
Вольф. Я не хочу, чтобы он был мертвый. (Начинает плакать.) Я хочу, чтобы он с нами был! Зачем он умер?
Герман. Хватит плакать, а то я сам сейчас заплачу!
Йосеф вздыхает. Сажает Вольфа к себе на колени, гладит его по голове.
Йосеф. Его тут не хватает.
Герман (сквозь слезы). С нами никто больше не играет. Никто не шутит! Нам никто больше сказок не рассказывает! Мы теперь одни! Это несправедливо!
Йосеф. Ну-ну… Ну, что ты такое говоришь! Ну хотите, я вам расскажу сказку?
Вольф. Да…
Йосеф. Ммм… Жил-был один человек. Жил он в городе… ну, Кракове. Тыщу лет назад. Жил – не тужил… И вдруг пришло в этот город чудище. Пришло и сказало: «Я вас тут всех сожру». И начало со слабых.
Герман. Это нечестно!
Йосеф. До кого могло дотянуться, тех и ело. И вот этот человек… Он был нездоров, но были люди в городе еще слабее его. И тогда он собрался с силами, сам пошел к чудовищу и бросился ему в пасть. И погиб. Хотя это не его очередь была. Но тем самым сберег кого-то другого. А потом прискакали рыцари и убили чудовище. Вот. Так что хотя он и был физически слаб, оказался силен духом и… спас других.
Дети обдумывают услышанное. Йосеф смотрит на Ривку, но та занята посудой.
Вольф. А почему жители города сами не убили чудовище? Я думал, его просто нельзя убить было, раз все терпели.
Герман. Да, а если оно ело сначала слабых, то оставались сильные только ведь? Почему они дальше все съедались?
Йосеф. Потому что все равно они были слишком слабые, чтобы чудовище победить. Одно дело – рыцари, а другое дело – обычные жители.
Вольф. А если бы рыцари не прискакали? Тогда бы оно всех доело? И он тогда бы зря умер?
Герман. Он тогда бы все равно умер, просто позже, по очереди.
Вольф. Я бы пошел в рыцари. Чтобы не ждать, пока съедят.
Йосеф (обнимает Вольфа). Обычных людей не берут в рыцари.
Ривка. Кто тебе сказал, что Вольф у нас обычный? И Герман.
Йосеф. Я не про них, Ривка… Они, конечно, необычные. Я про себя. Про себя.
Вдруг раздается – как гром среди ясного неба – стук в дверь.
Полицай Шломо (за сценой). Кауфман! Открывай! Полиция!
Йосеф (испуганно). По какому делу?
Но полицай Шломо, не дожидаясь, пока ему откроют, врывается внутрь. Это кряжистый красномордый грубиян, у него на руке повязка «Ordnungdienst», в руках – деревянная дубинка.
Полицай Шломо. На выход, Кауфман. Тебя вызывают в Красный дом.
Йосеф. В Криминальную полицию?.. А где повестка?
Полицай Шломо. Слушай, Кауфман. Лучше тебе не ерепениться. Одевайся, и вперед.
Йосеф. Это все из-за того случая?
Ривка. Из-за какого случая, Йосеф?
Полицай Шломо. Значит так, Кауфман… Или ты сейчас выходишь…
Йосеф. Мне с вещами?
Полицай Шломо. Про вещи мне ничего не говорили.
Ривка. Нет! Я его вам не отдам!
Она налетает на полицая Шломо, но тот с легкостью отталкивает ее, потом заносит над ней свою дубинку. Свистит в свисток.
Йосеф. Не надо… Я выйду, клянусь. Дайте нам минуту… Чтобы попрощаться.
Полицай Шломо (нехотя). Минута, Кауфман. Минута.
Полицай Шломо делает ложный выпад дубинкой, как будто намереваясь ударить Ривку, и выходит.
Ривка. За что, Йосеф? За что?!
Йосеф. Помнишь, когда застрелили Шошу? Я тоже был там. На мне тоже не было звезды. Я сбежал, но они меня видели.
Ривка. Почему ты ничего не сказал?!
Йосеф. Прости меня. Я не хотел… Прости.
Ривка. Не выходи, Йосеф. Не выходи к ним. Мы что-нибудь придумаем.
Она обнимает его из всех сил.
Йосеф. Нет. Я пойду. Я больше не могу все время бояться, Ривка. Я так устал бояться!
Полицай Шломо (за сценой). Кауфман!
Йосеф бросается к детям, целует их. Целует Ривку.
Вольф. Ты уходишь, пап?
Герман. Когда ты вернешься?
Йосеф. Скоро. Я скоро.
22
Красный дом – штаб-квартира немецкой Криминальной полиции в Лодзинском гетто. Мрачное помещение: не то канцелярский кабинет, не то пыточная. В одном его углу находятся Коппе, Ланге и Румковский. В другом углу появляется Йосеф, которого бесцеремонно вталкивает внутрь полицай Шломо. Йосеф видит Ланге и Коппе и застывает, парализованный ужасом. Он смотрит в пол.
Румковский. Добрый день, пан Кауфман.
Йосеф. Добрый день, пан Румковский.
Ланге. Эй! Что ты встал? Иди сюда!
Йосеф с трудом заставляет себя поднять голову. Смотрит на Ланге. Ланге оглядывает Йосефа. Кажется, этот момент длится вечность. Наконец Йосеф делает нерешительный шаг ему навстречу. Затем еще один.
Румковский. Долго же нам пришлось вас искать, пан Кауфман.
Йосеф. Неужели вам обязательно все это… Давайте просто покончим с этим.
Ланге. Что это он там блеет?
Йосеф дышит тяжело, словно выброшенная на берег рыба. Ланге и Коппе переглядываются. Ланге не узнает Йосефа, но Коппе, нахмурившись, разглядывает его, словно пытаясь вспомнить, где мог его видеть.
Коппе. Ты говоришь по-немецки?
Румковский. Пан Кауфман… Послушайте-ка. У нас тут срочное дело… Господа офицеры прибыли с внеплановой инспекцией. Мой переводчик слег с тифом, и я вспомнил о вас, пан Кауфман. Переведете?
Йосеф (недоверчиво). Перевести? И все?.. Да, разумеется!..
Он старается унять дрожь, успокоиться, но пережитое волнение все никак не отпустит его. Переводить Коппе он начинает, не сразу понимая, о чем речь.
Коппе и Йосеф (хором). Итак. Принятых мер по уменьшению численности гетто Литцманнштадта оказалось недостаточно. Содержание иждивенцев тянет экономические показатели вниз. Придется вам депортировать еще двадцать четыре тысячи человек.
Румковский и Йосеф. Двадцать четыре тысячи?!.. Фир-унд-цванциг? Но мы ведь совсем недавно… При всем желании, у нас не осталось такого количества стариков и больных… (Пауза.) Вряд ли я смогу набрать больше пяти тысяч…
Коппе расправляет плечи. Ланге подает ему еще одну папку с бумагами, маркированную статистическим бюро гетто. Тот листает документы.
Коппе и Йосеф. Ресурс еще далеко не исчерпан. У вас тут несколько десятков тысяч несовершеннолетних, если верить вашей же статистике.
Румковский и Йосеф. Дети?!
Коппе и Йосеф. Они ничего не производят.
Румковский и Йосеф. Многие дети заняты на производстве текстиля, герр обергруппенфюрер. В легкой промышленности они…
Коппе и Йосеф. Трехлетние? Пятилетние? Вы мне мозги запудрить хотите?
Румковский и Йосеф. Никак нет! Но с семи лет они вполне уже физически крепки и активно участвуют в производстве…
Коппе и Йосеф. Исключено. Думаете, я не знаю, что такое семилетние дети? (Пауза.) Давайте так: отдаете несовершеннолетних, и скостим вам план на пару тысяч.
Румковский и Йосеф. Позвольте хотя бы оставить начиная с девяти лет…
Румковский встает на колени перед Коппе.
Ланге. Кто тебе разрешил вставать на колени, идиот?!
Румковский. Пожалейте!
Коппе. Придется нам подыскать более сговорчивого старейшину, а, Ланге?
Румковский и Йосеф (хором). Хотя бы с десяти… Десятилетних у нас много занято на пошиве… Извольте сами инспектировать производство… Их нам некем будет восполнить… Производство встанет!
Коппе смотрит в бумаги, считает что-то пальцем.
Коппе и Йосеф. Господи, да
