хорошо. Неважно, кто победил в этом споре. Главное, что теперь спора нет. Он стал спускаться по лестнице и увидел папу, неотрывно глядящего на песочные часы. Казалось, что они заколдовали его.
– Бери.
Тео увидел, как на прилавок легло кольцо. То самое, волшебное. Хозяин лавки взял его и сунул в карман. А большие песочные часы убрал куда-то под прилавок.
– Пойдем домой, сынок.
– Я теперь совсем здоровый, ты знаешь?!
– Знаю, знаю.
Отец с сыном не прощаясь вышли из лавки.
Сид и Эзра долго молчали.
– Все понимаю, кроме одного, – отыскивая в коробочке красную карамельку, спросил хозяин лавки. – Зачем ты назвал ему свое имя?
– Ну… – Сид задумчиво поскреб щетину, – потому что он спросил. А что произошло, хефе? Почему он отдал кольцо?
– Я намекнул ему, что отмотаю время назад и все переиграю.
– Я правильно понял, у нас есть машина времени? – восхитился Сид.
– Неправильно ты понял. Нет никаких нас, – фыркнул Эзра и встал с кресла. – Машины времени тоже.
– Но этот парень читает мысли!
– Он же не детектор лжи. Достаточно думать неправду. Хьюго просто не умеет пользоваться кольцом. Границы силы знать важнее, чем границы слабости, сколько раз тебе говорить?
Эзра пошел в подсобку.
– Хефе, но разве можно думать неправду?! – крикнул ему вслед Сид.
– Ну ты же ее думал.
– Когда это?!
– Когда кричал, что убьешь мальчика.
– Но это правда! Хефе, ты слышишь?! Хефе!
Из подсобки никто не ответил.
6
Юньшен уже больше часа наблюдал за своей целью. Что-то в этом парне было не так. Он вел себя слишком вызывающе для убийцы. Юньшен повидал много наемных убийц, и они вели себя не так. Не шумели, не привлекали к себе лишнего внимания, не травили байки про тюрьму в Лаосе.
С другой стороны, Юньшен раньше не имел дела с мексиканскими убийцами, а, судя по проскакивающим в речи испанским словам, этот парень – мексиканец. Может, все они такие?
Сид – а именно так звали странного парня, если верить заказчику, – в очередной раз громогласно потребовал текилы, на что в очередной раз получил отказ. Но не расстроился и взял ром.
И в этом была главная странность. Не в том, конечно, что он пил «арми ром», от одного упоминания которого людей выворачивало наизнанку, а в том, что он заказал его на китайском. А хозяин забегаловки ответил на бирманском. И оба друг друга поняли.
Можно было бы списать все на то, что понять намерения этого лаовая может и глухонемой слепец, но дело не в этом. За прошедший час Сид обращался к разным людям, приставал к местным бедолагам с какими-то рассказами и требованиями, клеился к официантке и даже попытался организовать покерный турнир. И все это на китайском. И Юньшен мог поклясться, что все его понимали, а Сид понимал ответы на бирманском.
Природу этого феномена Юньшен не понимал и даже не пытался понять. Как человек, в значительной мере воспитанный буддистскими монахами, ко всему необъяснимому он относился со сдержанным уважением. Не больше. Сейчас его занимал другой вопрос: есть ли у этого лаовая еще какие-нибудь фокусы в запасе?
Юньшен в тысячный раз рассмотрел свою цель. Ничего особого. Высокий, особенно по местным меркам, широкоплечий, худой. Разве что кольцо в ухе да неестественно широкая, пугающая улыбка. Вот и все.
Сид тем временем встал со стула и неловко вскарабкался на стол, расплескивая ром из стакана. Хозяин заведения только устало посмотрел на чокнутого мексиканца. Платит он исправно, а остальное – случались в этой забегаловке вещи и похуже.
Сид обратился ко всем присутствующим:
– Ола, амигос! – и тут же перешел на китайский: – Я хочу показать вам фокус! Хотите увидеть фокус? Ну, скажите, что хотите!
Все присутствующие уставились на Сида, но на лицах скорее раздражение, чем непонимание. А ведь он говорит не просто на китайском, он говорит на вэньчжоу. Этот диалект даже в Китае не понимают. А уж тех, кто его выучил, наверное, по пальцам пересчитать можно.
Юньшен вспомнил рассказ деда о войне. Дед рассказывал много баек, но эта нравилась внуку больше всего. Она заставляла его чувствовать себя почти избранным, принадлежащим к кругу каких-то особых людей. А кто не хочет быть избранным? Особенно если для этого не надо ничего делать, достаточно просто говорить.
Дед рассказывал, что из-за невероятной сложности и нераспространенности диалекта вэньчжоу китайская армия использовала его носителей в качестве живых шифровальных машин.
Юньшен опомнился, вынырнул из воспоминаний в тот момент, когда Сид приступил к демонстрации фокуса. Хотя никто его об этом не просил. Он взял со стола грязную алюминиевую столовую ложку и поднес к лицу. Вторая рука и зажатый в ней стакан рома мешали рассмотреть, что именно он делает, но в какой-то момент раздался отвратительный хлюпающий звук. Как будто кто-то резко дернул ногу, увязшую в болоте. Потом что-то тихо булькнуло, и Сид, зажмурив один глаз, вытянул вперед руку с бокалом рома. В роме что-то плавало. Юньшен присмотрелся против своей воли. И не без отвращения понял, что в стакане глазное яблоко. Или что-то на него очень похожее.
– За сеньорит! – выдал тост Сид и одним махом осушил бокал.
Юньшен задумался: может ли глаз сделать «арми ром» хуже или же, напротив, положительно скажется на вкусовых свойствах? И есть ли какой-то символизм в тосте за сеньорит в сочетании с вырванным глазом? Сид тем временем поднял веко – и, о чудо, глаз оказался на месте. Ну кто бы мог подумать?
Юньшен с некоторым раздражением отвернулся. Что за клоун? Что он тут делает? Зачем все это шоу? Надо просто сделать свою работу и ехать в Таиланд. Он чувствовал, что за эти два года стал очень раздражительным, несдержанным, просто перестал владеть своими мыслями. Нужно ехать к учителю.
– А сейчас, амигос, я хочу показать вам еще один фокус! – все никак не унимался Сид.
Юньшен решил, что убьет его, как только он выйдет из этой несчастной забегаловки. И плевать на все странности. Если бы кто-то хотел подставить Юньшена, он сделал бы это более логично. В конце-то концов, чего ему бояться?
– Сейчас я буду контролировать ваши мысли! – заявил уже заметно покачивающийся Сид. – Да, амигос! Я буду решать, о чем вам думать! Вот ты, да, ты, как тебя зовут? Можешь не отвечать, это не влияет на фокус. Да, совсем не влияет. Сейчас ты будешь думать о кимберлитовой трубке!
Юньшен вздохнул. Вряд ли бедолага, к которому обращался Сид, вообще знал, что такое кимберлитовая трубка, но думать он о ней точно будет. Юньшен устал от всего этого. От этой работы, от мексиканца, от Бирмы. Нужно ехать в храм.
– А еще я бессмертный! Да, амигос! У меня есть волшебная штука! Меня никто не может убить! Хотите проверить, а?
Бессмертие. Юньшен покачал головой. Что хорошего в бессмертии? Почему вокруг него столько шума? Неужели тех лет, что отведены человеку, недостаточно, чтобы устать от всего этого?
Он посмотрел в свой бокал и снова вспомнил Таиланд. Вспомнил, как учитель читал мантры и прокалывал его кожу длинной иглой. Укол за уколом нанося чернила. Юньшен не верил в магическую силу Сак Янта, но верил в дисциплину. Поэтому полученные к татуировке правила свято исполнял. Хоть это и оказалось непростой задачей. Ну в самом деле, одно из правил запрещало проходить под мостами. Юньшен улыбнулся и вернулся в реальность, почувствовав опасность.
Кто-то наконец не выдержал выходок мексиканца. Двое молодых ребят встали из-за стола и двинулись к Сиду, осыпая его проклятиями.
Юньшен подумал, что если бы эти ребята дрались хотя бы вполовину так изобретательно и затейливо, как ругались, то у них был бы шанс. Один на двоих. Мексиканец запустил бокалом в одного и попал прямо в лоб. Да так сильно, что бокал разлетелся в мелкую крошку. Останавливающего действия осколочного боеприпаса хватило на то, чтобы парень упал навзничь, хотя двигался, чуть наклонившись вперед. Его товарищ еще не успел ничего сообразить, как в руке у мексиканца появился нож. Даже Юньшен не понял, откуда и в какой момент Сид достал оружие.
– Вот эта волшебная штука! Да, амиго!
