волну, накатившую на прибрежные растения. Берег задрожал от тяжёлых шагов, и через секунду совсем рядом гномы услышали шумное дыхание.
Форель, довольно большая, барахталась в ручье, поднимая фонтаны брызг, прямо напротив гномов. К их ужасу, она нырнула в водоросли прямо возле лодки. Гномы услышали звон натянутой лески и негромкую ругань взволнованного Полковника, взмокшего от пота.
– Всё в порядке, – шепнул Тысячелист, – он так занят своей добычей, что не заметит нас. А вываживает он её ловко, нечего сказать! Ты только посмотри: он всё время держит леску туго натянутой![9]
Тысячелист и Меум, сами будучи отличными рыбаками, могли по достоинству оценить все манёвры сторон в этом противоборстве.
Форель не желала покидать своё укрытие в водорослях, и через пару мгновений поблизости снова раздалась ругань.
– Что он делает? – прошептал Меум, пытаясь разглядеть Полковника за стеблями норичника.
– Он снимает ботинки, – вымолвил Тысячелист, у которого от ужаса перехватило дыхание. – Он идёт сюда!
Полковник закатал штаны и осторожно вошёл в воду, ворча и ругаясь.
– А он разозлился не на шутку, – заметил Меум.
– Какие волосатые ноги! – прошептал Тысячелист. – Нам лучше перерезать леску, иначе он доберётся до нас.
Серебристая леска была совсем рядом с гномами, натянутая, словно тетива, и уходила под воду, в заросли водорослей. Меум выхватил нож, висевший на поясе, перегнулся через борт лодки и полоснул леску лезвием ножа. Она тут же лопнула, и Полковник разразился потоком отборных ругательств.
Свернувшись калачиком, гномы залегли на дно лодки. Торчавшие над водой верхушки водорослей заколыхались, и гномы поняли, что рыбина рванула вверх по ручью. Смотав остатки лески, Полковник вышел на берег, надел носки и ботинки и побрёл прочь, по-прежнему ворча что-то себе под нос.
Когда всё стихло, гномы поднялись и огляделись. Неподалёку в прибрежных зарослях сидел Водокрыс и тихонько посмеивался.
– Ну и ловко же вы выкрутились, гномы! Я уж было заволновался, когда увидел, что Полковник разувается. Теперь всё спокойно, старик ушёл домой.
Над заливными лугами садилось солнце, вышли на охоту летучие мыши, шнырявшие теперь над заросшими ивой затонами. Камышовки верещали без умолку, и повсюду стоял чудесный запах водорослей и рыбы.
– Чу! – внезапно воскликнул Меум и бросил вёсла.
«Плюх, плюх», – доносился издалека тихий размеренный плеск водяного колеса мельницы.
– Мельник трудится допоздна, – озадаченно сказал Тысячелист. – Обычно к этому времени он уже прекращает работу. Интересно, в чём дело.
– Это неважно, – ответил Меум. – Он так занят помолом зерна, что не заметит нас, а влюблённых парочек на берегах ручья сейчас нет.
– Не рассчитывайте на это, – вмешался Водокрыс. – Они могут сидеть по другую сторону прибрежных зарослей, возле заводи, где обычно купаются деревенские мальчишки. Пойду-ка я посмотрю.
Водокрыс поплыл вперёд, рассекая гладь ручья и оставляя за собой на воде две полоски в форме буквы Л, отражавшие последние лучи заходящего солнца и гаснувшие в красных корнях ив на берегах ручья. Вскоре он вернулся и сообщил, что берега чисты, и гномы двинулись дальше.
По мере приближения к Мшистой мельнице Причудь становилась шире; то тут, то там по берегам рос стрелолист, и белые бутоны кувшинок возвышались над круглыми плоскими листьями. Гномы увидели впереди ярко-красную черепицу на крыше мельницы, тронутую серыми и золотистыми пятнами лишайника, а за ней – округлые очертания конских каштанов, слившиеся в эти дни в огромный цветистый занавес, сверху донизу усеянный белыми свечками соцветий, мягко светившимися в наполненных вечерними ароматами сумерках. Грачи, живущие на верхних ветвях каштанов, были скрыты листвой, и об их присутствии говорило лишь доносившееся оттуда сонное карканье какого-то грачонка, который никак не мог уснуть.
Ещё дальше русло ручья было отмечено несколькими тополями, которые росли по берегам на некотором расстоянии друг от друга, а за ними уже начинались совершенно незнакомые края, где гномы никогда не бывали, – края, которые были такими же загадочными и завораживающими, как и тёмное внутреннее пространство какого-нибудь африканского жилища, куда редко проникают лучи солнца.
Хотя до полуночи оставалось не больше трёх часов, небо было ещё очень светлым, и чем ближе к мельнице подходила «Стрекоза», тем лучше было слышно доносившееся оттуда хлюпанье водяного колеса. В воздухе сновали, высматривая добычу, многочисленные летучие мыши, которые кружились над зарослями тростника и время от времени резко бросались вниз; со всех сторон слышен был плеск резвящейся рыбы.
Воздух постепенно стал насыщаться новым звуком – далёким шумом, который, подобно хлюпанью водяного колеса, становился всё громче и громче с каждым поворотом вёсел «Стрекозы». Это шумела вода, бегущая по водосливу и мельничному жёлобу. Там, перед мельницей, где снова соединялись две протоки ручья, Причудь кружилась в водовороте и бурлила.
Гномам очень не понравился вид этой омутины; по сравнению с ней пороги, которые гномы прошли по пути от Дубовой заводи, казались сущими пустяками. Но гномы держались берега и с помощью Водокрыса пересекли водоворот без приключений, потом обошли мельницу стороной по главной протоке и вскоре вышли на тиховодье за мельницей.
Теперь они были на пороге неизведанного, и первые препятствия, казалось, остались позади.
Меум, ритмично работавший вёслами, был окрылён таким успехом. Водокрыс бросил буксирную верёвку и повернул назад, вниз по течению; он плыл в тёмных водах ручья, и от его поблёскивавшего носа, торчавшего над водой, расходились волны.
– Что ж, гномы, вот вы и миновали Мшистую мельницу! – крикнул он, обернувшись. – Тут я с вами попрощаюсь – удачи вам!
– И тебе удачи, Водокрыс! Спасибо тебе за помощь! Мы тебя не забудем! Пройдёт немного времени, и мы вновь встретимся! Скажи Вьюнку, чтобы он не грустил, и, главное, скажи ему, что мы скоро вернёмся!
Попрощавшись, Водокрыс заскользил в сторону мельницы, очертания которой были хорошо видны на фоне светлого закатного неба.
А потом случилось нечто ужасное.
Оба гнома работали вёслами, всё шло гладко во всех смыслах этого слова; и вот когда ничего не предвещало беды, весло Тысячелиста сломалось! Лодка налетела на притопленную корягу, которую почти не было видно на поверхности, потому что воды ручья под каштанами были совсем тёмными. В следующее мгновение «Стрекоза» медленно закрутилась на середине ручья, и течение понесло её обратно, назад к мельнице.
Гномы не сразу поняли, что произошло. Тысячелист почувствовал, что рукоятка весла вдруг начала легко прокручиваться, и лопасти вёсел перестали загребать воду. Меум попытался отвести «Стрекозу» к берегу, но, работая вёслами только с одной стороны, они просто ходили кругами, всё дальше удаляясь от берега, а течение всё больше затягивало их. Думаю, поначалу гномы даже не поняли всей опасности создавшегося положения. Они считали, что в худшем случае их отнесёт ниже Мшистой
