с горчинкой. А горечь она корнем языка чувствуется. Вот туда же надо и пузырики засунуть, чтобы был полный комплект.
Мадам Мерсье, переваливаясь с боку на бок, покряхтывая и поругиваясь, добралась до огромного холодильника и потянула за никелированную ручку.
Холодильник открылся с легким вздохом, открывая взору аккуратно уложенные продукты питания. Морозильная камера содержала великое множество припасов. Мадам Мерсье любила готовить, и не смотря на то, что не всегда удавалось членам ее маленькой семьи съесть все, она изощрялась в кулинарном мастерстве с завидным вдохновением.
Пиво должно быть обязательно бутылочным. Обязательно из темно-коричневого стекла. Темно-зеленое все — таки пропускает ультрафиолет, и такое пиво быстро портится. Мадам Мерсье протянула руку, и, уложив между пальцами сразу три пробки светлого «Гессера», выдернула вожделенное пиво из холодильника. Она аккуратно прикрыла дверку. Двинулась, похожая на океанский лайнер, к столу. Выставила перед остывающим ужином стразу две бутылки. Одну ловко открыла обручальным кольцом и опрокинула над собой. Пиво легко лилось в рот. Немного пенилось, и было по температуре и вкусу, именно таким как хотела мадам Мерсье. Мадам, осушив половину бутылки, устало присела на стул. Подперла жирный подбородок пухлыми, похожими на сардельки в частых перетяжках пальцами. Бутылку поставила на стол. Сдвинула в сторону. Отпотевшее донышко оставило правильный влажный след на гладком пластике.
— Эй! Джонатан! — Ей очень хотелось сказать своему благоверному, что ни будь еще очень обидное. Так, чтобы проняло его до печенок. До самого его… Вот именно до того самого.
— Я, твою потаскуху, сегодня с нашим соседом справа видела! Ты слышишь? Нет! Не слышишь, так я — громче скажу! — Мадам Мерсье неожиданно живо поднялась на ноги и заняла свое место перед лестницей.
— А он весь в прыщах! Но, если она с ним, то значит тебе, то кобелю уже все! — Она закудахтала, посчитав, что сказала, что — то очень смешное и очень обидное.
— Ты слышишь?! Тебе уже пора место на кладбище присматривать, а ты — на девок заглядываешься! Гляделка та еще вроде как видит! А вот что ты с ней потом делать собираешься? А? Да ладно бы еще женщина была в возрасте в теле! А то пигалица! Да еще черная. От асфальта не отличить. Ты слышишь, Джонатан? Я ее, как, ни будь, на дороге в блин раскатаю! Ее же на дороге не видно! Совсем не видно! А я езжу быстро. Ты же меня знаешь! — Она колыхнула необъятной грудью, решив, что вторая шутка оказалась не менее удачной и колкой.
— Эй! Кобель! А хочешь, я тебе расскажу — почему у ниггеров ладони белые? — мадам Мерсье промочила пересохшее горло остатками пива из бутылки и лихо размахнувшись, отправила ее в большую коробку из под телевизора, наполовину заполненную мусором и отходами пищи. Она вытерла тыльной стороной ладони мокрые губы и взяла на тон выше.
— А это их господь бог, чтобы от нормальных людей отличать к стенке поставил! Ты слышишь? И выкрасил потом! Вот у них задницы черные, а ладони белые! Белые потому что к стене были! Ух-ха… — За дверью по — прежнему было тихо. Это казалось более чем странным потому, что ее благоверный два часа назад туда со службы прошествовал. Он всегда так делает. Со службы приходит и сразу к себе в кабинет. Работа у него с бумагами. Всегда с бумагами.
Мадам Мерсье не особо вдавалась в подробности служебных обязанностей мужа, но видела у него исключительно бумаги. С печатями и без них. С подписями и, простые, с текстом с рукописным, и отпечатанным на машинке. Она, наконец, решившись, поднялась на одну ступеньку вверх.
— А черные задницы, я знаю, тебе нравятся больше чем белые! Моя, то задница, тебя давно уже перестала устраивать! Я забыла уже, когда ты в последний раз на меня как на бабу и смотрел! Все на эту чернозадую заглядываешься. Может быть ты и сейчас на нее смотришь? А? Жарынь на улице. Может она на заднем дворе загорает в этом… — мадам Мерсье уже всерьез тревожась за свой ужин, поднялась еще на ступеньку вверх. Она делала это в последний раз, наверное, с неделю назад. Да именно неделю назад, когда приходила консьержка убираться на втором этаже. Надо же было присмотреть, чтобы все сделала как надо. Чтобы и простыни были расстелены без складок, и чтобы не утащила чего. Есть же тариф компании, так нет! Захотелось ей за окна дополнительно получить! Ну и что их в контракте нет? Они же грязные! И что мыть не надо? — Шестая ступень. Всего двенадцать. По количеству лет, которые она с Джонатаном живет. Раньше по сто раз в день наверх бегала, а теперь уже тяжело. Отдышка, давление и все такое прочее.
— Ну, что? Кобелина! Насмотрелся на свою кралю? Она же специально для тебя открытый купальник одевает. Чтобы ты ее ягодицы видел! И кто только их придумал эти открытые купальники? Мужик придумал не иначе! Ни одной женщине это в голову не придет! Всем свой зад показывать! Ты меня понял?! Джонатан! Этот изобретатель купальников был таким же кобелиной как ты! Может уже и издох от своей выдумки! Наверняка издох! И ты издохнешь! Уф-ф-ф…
Восьмая ступенька далась уже с трудом. Мадам Мерсье сделала передышку. Держась за поручень, вдохнула несколько раз и выдохнула. Однако, испорченный ужин, который, уже потерял вкус, заставлял двигаться ее дальше. Качнувшись вперед, она за один раз преодолела все оставшиеся четыре ступеньки. Отдуваясь, встала у двери.
— Я же тебе зверю пива выставила! Оно же нагрелось уже! Как тебе только псу не стыдно? А?! — Она прижалась ухом к дверям. Осторожно постучала в дубовую филенку. Дверь была добротной, но звук пропускала превосходно. Она это знала. Однажды проверила сама, оставив магнитофон на кухне и поднявшись в кабинет мужа. Слышно было замечательно.
— Ты же, кобель, все годы мои молодые псу под хвост отправил! Говорила мне мама за тебя козла замуж не выходить! Нет! Не послушалась! — Она в сердцах ударила кулаком в дверь. Обычно запертая она легко отворилась. Без скрипа. Хорошая дверь. Правильная. Мадам Мерсье переступила порог и остановилась в нерешительности.
Полумрак кабинета с затянутыми плотной тканью окнами заставил ее долго моргать слезящимися глазами после яркого солнца просторной кухни с большими окнами. Мадам Мерсье, привыкнув к темноте, окинула взором слева направо небольшой кабинет, потом справа налево. Мужа нигде не было.
Она прошла кабинет насквозь и отодвинула край занавеси. Соседи действительно загорали. Жаркое калифорнийское солнышко хорошо припекало и очень многие, как и эти
