по поводу вируса, — сказала она.
— Вы заражены? — холодно спросила медсестра, даже не взглянув на неё.
— Н… н-нет, я…
Яна запрокинула голову, шумно выдохнула и приказала себе не плакать. Уж слёзы, которые льются в этом храме отчаяния каждый день, не вызовут сочувствия. Да и скандал, который гремит в этих стенах ежедневно, тоже не поможет. Ни мольбы, ни угрозы не принесут результата, а в худшем случае вообще приедет полиция. Нужно́ направление, а его нет.
— Вам плевать, — сказала Яна гневно. — Каждый день смо́трите на тех, кому жить неделю осталось, и думаете только о том, чтобы на их месте не оказаться! Бесчувственная вы сука, вам чужое горе до задницы! Господи, вы даже не скрываете своего безразличия!
Медсестра взирала на неё с абсолютным спокойствием и не пыталась вступить в диалог или прогнать её. Она лишь с утомлённым видом выслушивала очередные оскорбления, которые, по-видимому, стали для неё нормой.
— Что здесь происходит? — спросила высокая подтянутая брюнетка в белом халате нараспашку.
Яна оглянулась на голос и с ног до головы оглядела женщину. Та была в туфлях на шпильке, красной блузке и узкой юбке; с собранными в высокий хвост длинными волосами и в больших очках в чёрной оправе. Такая красотка запросто могла попасть на обложку эротического журнала, но предпочла копаться в чужих анализах и сообщать людям смертельные диагнозы с деланной скорбью.
— К вам ломится, — сухо сказала медсестра.
— Доктор Бланшина? — с надеждой спросила Яна. — Простите, я миллионный проситель, но, прошу, уделите мне капельку вашего времени. — Она покраснела и добавила: — Если надо, я заплачу́.
Доктор оглядела её бесстрастно, жестом поманила за собой и вернулась на лестницу. Яна поспешила за ней, зачем-то оглянувшись к регистратору и шепнув той: «Спасибо».
Кабинет доктора, небольшой и светлый, выходил на солнечную сторону. Панельные стены мягкого бежевого цвета убаюкивали, натюрморт с пышным букетом ярко-синих колокольчиков отвлекал. На белом столе лежали ноутбук, блокнот с ручкой и тонкая бумажная папка. Ни пылинки, ни соринки — до тошноты искусственная чистота.
Яна мельком огляделась и, словно заворожённая, уставилась на картину.
Доктор села в кресло, жестом предложила сесть Яне, но та неотрывно рассматривала колокольчики, обманчиво живые, застывшие в одном мгновении. Такие росли в поле, за домом Тимкиной бабули, в деревню к которой они приезжали каждое лето.
— Прошу, — сказала доктор, указав на стул.
Яна вышла из оцепенения, суетливо скомкала низ платья и села напротив, с немым прошением уставившись в карие глаза доктора.
— Что у вас? — безучастно спросила та.
— Мой друг ваш пациент. Тимур Алеев. Он умирает. И он смирился. А я… — Она поджала губы, шумно вздохнула, подняв глаза к потолку, и, быстро поморгав, продолжила: — Ведь есть какой-то выход. Должен быть. Всегда есть выход.
— Увы, выход здесь только один.
Яна уставилась на неё с мольбой, и доктор виновато вздохнула, видно, осознав, что дала ложную надежду. Поправив очки, пояснила:
— В могилу.
Яна всхлипнула.
— Но ведь есть какое-то экспериментальное лечение. Не может не быть. Вирусу почти два года, ни за что не поверю, что за это время не изобрели ни одной вакцины. Вы не даёте таблеток, не укрепляете иммунную систему, ничего не делаете! Только тупое переливание крови, которое вообще ничего, кроме отчаяния, не даёт. Что это за срок: две недели? Ни пожить, ни помереть! Идеальный способ выкачать деньги из тех, кому они всё равно уже не понадобятся!
Яна покраснела от стыда и злости, отвела взгляд и поджала дрогнувшие губы.
Доктор, помолчав, спокойно сказала:
— Экспериментальное лечение на стадии разработки, его даже на крысах ещё не опробовали. Пройдут десятки лет, прежде чем мы научимся бороться со снежным вирусом. Всё, что мы можем предложить сейчас, — переливание. И вы правы: это дорого и опасно, и это не лечение. Всего лишь оттягивание неизбежного. Мы никого не обязываем и всегда разъясняем, что это не поможет. Но каждый больной лелеет последнюю надежду, что вот ему эта процедура поможет. — Она покачала головой. — Не поможет. Думаете, нам плевать? Нет. Но если сочувствовать каждому, если всё принимать близко к сердцу, мы работать не сможем. Вы знаете, какие боли их порой мучают? А мы ничем не можем им помочь. Только провести курс переливаний, а дальше выписать обезболивающие.
— Но ведь можно… — растерянно прошептала Яна и умолкла.
Доктор открыла ноутбук и быстро что-то напечатала. Помолчав, сказала:
— Тимур уже прошёл свой курс переливаний, больше мы ничем ему помочь не можем. Рецепт у него на руках. Это всё.
— Вы можете провести дополнительное обследование, взять анализы.
Доктор сняла очки и легла на спинку кресла. Закусив дужку, помолчала задумчиво и сказала:
— Вы не первая, кто приходит с такой просьбой. А результат всегда один.
Яна понимающе кивнула, шепнула: «Спасибо», — и, порывисто поднявшись, шагнула к двери.
— Постойте, — остановила её доктор и, когда Яна, обернувшись, застыла у двери, продолжила: — У Тимура хорошие показатели. За месяц, пока он у нас наблюдался, активность вируса в его крови дважды падала до минимума. Его показатели улучшались, мы даже думали, он выздоравливает. Не знаю, хороши ли такие качели, но наши лаборанты считают, что вирус может встроиться в его нервную систему.
— Что это значит?
— Вирус то активируется, то подавляется. Мы не смогли установить, связано это с его иммунной системой, либо же с деятельностью самого вируса. Вы ведь знаете, что вирус герпеса невозможно излечить, он встраивается в ДНК и, когда иммунитет ослабевает, активируется. При этом никакого вреда организму он не наносит. Полагаю, снежный тоже может подстроиться под новый организм. Если так, Тимур не умрёт. Но что произойдёт в дальнейшем, можно только гадать. Возможно, его жизнь поделится на ремиссию и рецидив. И рецидивы будут болезненными. — Доктор одёрнула себя и быстро добавила: — Это только теория. На практике ещё никто не прожил дольше шестнадцати дней. Но Тимур первый, у кого наблюдается периодический спад активности снежного.
Яне нечего было ответить, и она молча ожидала позволения уйти, хоть знала: если выйдет за дверь, то будет вынуждена поставить точку.
— Я приглашу его на доп. исследование, — сказала доктор.
— Спасибо, — шепнула Яна, скользнула за дверь и без сил опустилась на кожаный диванчик.
Хлипкая надежда повисла тяжёлой гирей над её полуразрушенным миром, и Яна боялась обмануться, хоть и без того знала: всё это напрасная ложь.
Вернувшись домой, Яна села за стол в кухне и остекленевшим взглядом уставилась в стену. Внутренний стержень надломился, и она чувствовала, как дрожат чудом устоявшие после первого удара стены её некогда прекрасного дворца. По холодным рукам бегали мурашки,
