Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
становится проблемой этической, в той степени, в какой мы не уверены в своих моральных оценках. Однако мы всегда стоим перед этическим выбором. Относительность «добра» и «зла» не означает, что эти категории вовсе обесценены и перестали существовать. Этические суждения присутствуют всегда и влекут за собою характерные психологические последствия. Я неоднократно подчеркивал, что всякая несправедливость, которую мы совершили или помыслили, обрушится местью на наши души, и это будет так, независимо от того, как станут относиться к нам окружающие. Смысл суждения может соответственным образом меняться в зависимости от условий места и времени. Но в основе этической оценки всегда лежит некий общепринятый и несомненный моральный кодекс, претендующий на знание абсолютных границ между добром и злом. Как скоро мы узнаем, насколько ненадежны наши основания, – и этическое решение становится субъективным творческим актом, увериться в котором можно лишь путем concedente Deo (принимая Бога (лат.), т. е. спонтанным и бессознательным импульсом. Собственно, этика – выбор между добром и злом – становится от этого не проще, но труднее. Ничто не может избавить нас от мук этического выбора. И тем не менее, может, это прозвучит резко, но мы должны иметь возможность позволить себе в некоторых обстоятельствах уклониться от того, что известно как добро, и делать то, что считают злом, если таков наш этический выбор. Другими словами: мы не должны идти на поводу противоположностей. В таких случаях очень полезным оказывается известный в индийской философии принцип neti-neti, когда моральный кодекс неизбежно снимается и этический выбор предоставляется индивидууму. Сама по себе эта идея не нова, и в допсихологические времена ее называли «конфликтом долга», или «конфликтом чести». Но, как правило, индивидуум совершенно неспособен осознать эту свою возможность выбора. Поэтому он постоянно с робостью оглядывается вокруг в поисках каких-то внешних законов и установлений, которых ему в его беспомощности хотелось бы держаться. Несмотря на вполне понятную человеческую слабость, большая часть вины за это лежит на системе образования, которая привыкла стричь всех под одну гребенку, игнорируя личность и ее индивидуальный опыт. Таким образом, идеализм превращается в своего рода догму, когда люди по должности исповедуют то, чего не знают, чего им не достичь, некие нормы, которые не исполняются и никогда не будут исполнены. И такое положение всех устраивает! Итак, тот, перед кем стоит сегодня этот вопрос, нуждается прежде всего в самосознании, т. е. в сознании собственной целостности. Он должен безжалостно отдавать себе отчет в том, до какой степени способен он на добро и каких можно ждать от него преступлений, и он не должен рассматривать первое как реальность, а второе – как иллюзию. И то и другое – суть возможности, и он может быть тем или другим – такова его натура – если он желает жить, не обманывая себя. (6, 324)
92
Мы теряемся перед такими вещами, как большевизм или национал-социализм, потому что мы ничего не знаем о человеке или в лучшем случае знаем какую-то часть, и то – в искажении. Знай мы самих себя, этого бы не произошло. Теперь же, когда мы встретились со злом, мы даже не знаем, что оно такое и что мы можем ему противопоставить. И даже если бы мы знали это, все равно оставался бы вопрос «Как это могло произойти?» С восхитительной наивностью какой-нибудь государственный деятель способен заявить, что не имеет «представления о зле». Все так: мы не имеем представления о зле, зато зло имеет представление о нас. Одни не хотят об этом знать, другие – себя с этим идентифицируют. Психологическая ситуация сегодня такова, что одни называют себя христианами и воображают, что стоит им захотеть и они смогут растоптать это пресловутое зло, другие склонились перед ним и уже не знают добра. Зло сегодня обладает властью и силой; в то время как одна половина человечества, пользуясь склонностью людей к умствованиям, фабрикует доктрины, другая страдает от отсутствия мифа. Христианские народы пришли к печальному итогу: христианство застыло и оказалось неспособным развивать свой миф на протяжении веков. Тех же, кто пытался выразить некие смутные опыты мифологических построений, отказались слушать: Гиацинто де Фьоре, Майстер Экхарт, Якоб Беме и многие другие в мнении большинства остались обскурантами. Единственным, кто пролил некий свет, стал Пий XII и его булла. Но люди даже не понимают, что я имею в виду, когда говорю об этом. Люди не в состоянии понять, что застывший миф умирает. Наш миф отныне нем и не дает ответов. Это не значит, что он содержит в себе некий изъян, виноваты в этом мы сами, не позволив ему развиваться и подавляя все попытки, предпринимавшиеся в этом направлении. Первоначальная версия мифа содержит достаточно исходных возможностей для развития. Возьмите, к примеру, слова Христа: «Будьте мудры, как змеи, и просты, как голуби» (Мф 10,16). К чему нам змеиная мудрость? И как это должно сочетаться с голубиной кротостью? «Будьте как дети…» (Мф 18,3). Кто-нибудь задумывался о том, каковы дети на самом деле? Какой моралью оправдывал Господь присвоение осла, который понадобился ему для триумфального въезда в Иерусалим (Мф 21, 2–7)? Или эту детскую раздражительность, с которою он затем вдруг проклял смоковницу (Мф 21,18–22)? Какая мораль вытекает из притчи о неверном домоправителе (Лк 16, 1—13) и какой глубокий смысл заложен в апокрифическом изречении: «Человек, если ты знаешь, что ты делаешь, – ты благословен, но если не знаешь, ты проклят, ибо ты нарушил закон» (Codex Bezae ad Lucam 6, 4). Что, в конце концов, означает признание апостола Павла: «Где нет закона, нет и преступления» (Рим 4, 15; см. также: Рим 7, 207)? Я уже не говорю о сомнительных пророчествах Апокалипсиса, все равно никто им не верит. (6, 325)
93
Зло, вина, угрызения совести, мрачные предчувствия находятся перед нами, только мы их не видим. Все это совершил человек; я – человек, и моя природа есть часть человеческой природы; стало быть, я виновен так же, как и все остальные, и несу в себе неизменившиеся и неистребимые способность и склонность в любое время совершать греховные поступки. Даже если с юридической точки зрения мы не можем быть признаны правонарушителями, мы все равно, в силу нашей человеческой природы, всегда являемся потенциальными преступниками. Просто в реальной жизни нам не подворачивается возможность быть втянутыми в компанию дьявола. Никому из нас не дано вырваться из черной коллективной тени. (23, 110)
94
Когда бы ни произошло преступление – много веков тому назад или в наши дни, оно является симптомом всегда и повсюду присутствующего
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
