и замираем в темноте. Он гладит мой живот, член, яички, а я почему-то не убираю его руку.
— А ты был уже с кем-то? — я не вижу его лица в темноте, а хочется, наконец, он отвечает.
— Был один… очень похожий на тебя. Я… его, ну это…
Перебиваю:
— Ну, ты его трахал, я понял. И что? Понравилось?
Тот вновь молчит, и я понимаю, что если он сейчас ответит, то я по любому обижусь. Он, наверное, хочет меня тоже трахнуть. Или изнасиловать.
Глаза слипаются, и я проваливаюсь в сон. Мое тело накрывает голое тело Жени, и я, просто приобняв, его так и засыпаю, почему-то хочется верить ему. Хочется быть уверенным в том, что он меня не тронет, не воспользуется…
Но на утро я ору от боли. В мой зад упрямо упирается его член, и я остервенело пытаюсь вырваться из захвата сонного Женьки. Он охает и пытается выпустить меня, но он уже во мне. Так и замерли.
— Прости, прости, господи, Тох. Я думал, это сон. Думал, что сон продолжается, твою ж мать… Тох, прости. Оооооох… не могу. — он дергается во мне, и я, сжав зубы, закрываю глаза.
Движения Женьки во мне осторожны и медленны. Через какое-то время весь пах словно каменеет от накатившего тепла. Возбуждение охватывает меня с головой, и я сам начинаю насаживаться на его член. Наши тела мокрые, и Женя сдирает с меня рубашку.
— Люблю, люблю, слышишь, люблю тебя. Ты совершенство!!! — он ещё что-то шепчет, и я кончаю, едва он трогает мой член.
Затем, поставив меня на локти и коленки, он с силой входит в мое тело все жестче и жестче, неожиданно становится больнее и больнее. Хочу повернуться, но трясет так, что не до этого. Задницу словно разрывает. Я уже держусь по бокам и упираюсь головой в стекло машины. Окна в ней уже запотели. На какой-то миг вижу сзади лицо Князя и кричу под его ударами в меня. Вновь кончаю, и вновь он трахает меня, повернув уже к себе, и на миг замерев. притягивает ближе мою голову.
— Вкусный, ты очень вкусный… — он с необычайной силой сам насаживает меня на себя, двигает то вверх, то вниз. Непроизвольно уже и сам двигаюсь на нем.
Уже плевать, что сейчас произошло, машину качает и трясет до жути так, что кажется, она вот-вот развалится. Тело уже не чувствую. Князь кончает каждый раз, но вновь входит в меня, не давая мне даже руку протянуть к двери. Пытаюсь уползти за сидение сзади, но он, просто накрыв мое тело своим, грубо входит в мой растраханный зад, смазанный и не раз его спермой. А потом он мне долго отсасывал. До боли, пока я не кончил, а потом вылизывал анус. Я лежал словно труп: бездыханный и неживой.
— Соня!!! Подъем!!! — разбудили меня слова Женьки. Я, вздрогнув, посмотрел на него обвинительно. Понятно было, что всё было сном, но проверить надо было.
— Ты заходил ко мне вчера? А то помню, что ты что-то говорил, не помню только за костром или у меня в машине.
— Ну мы говорили о…
Я перебиваю его зло:
— Я помню, что мы говорили о том, что ты любишь меня.
Он густо покрывается краской и молчаливо опускает взгляд.
— А потом что? Что ты потом сделал?! — требовательно вопрошаю я громовым голосом и понимаю, что он ни при чём!!! Ну совсем ни при чём. Он смотрит на меня изумленно, ну нельзя подделать такой взгляд и такую обиду в нем. Он с горечью спрашивает:
— И что же я сделал?! Тох?! Я ничего не делал!!! Ты просто заснул, и я ушел. Побродил вокруг машины, скурил пару сигарет и залез в свой джип. Всё! Тох, объяснись?!
Теперь я отвожу взгляд.
— Давай забудем, Жень, прошу, забудь, прости. Что-то у меня с нервами не в порядке. Чертова кома. Рассказывал же тебе. — устало, с придыханием говорю ему. — Меня с того сна преследует один…
Женька смотрит на меня, понятливо кивая.
— Бывает такое, мне как-то сон один… год, наверное, снился. Что ты с мужиком в постели, а я стою за окном и вижу, что он тебя насилует, и ничего поделать не могу. Ты ещё как назло в командировки уезжал. Помнишь?
Киваю ему, хотя ничего не помню. Но почему-то это сейчас важнее всего, понять его, чтобы он понял меня и не обижался. Сейчас оставаться одному всё равно, что смерть. Тело болит и ноет. А нам ещё сегодня идти и идти, ножками, между прочим. Ладно, надо лишь зубы сжать.
— Пойдём завтракать, я там нам завтрак приготовил. И дружок всё скулил у твоей двери с утра. Так что идём.
Выхожу следом за ним, успеваю лишь под пледом натянуть на свои голые ноги джинсы и накинуть рубашку поверх. Кушаем в молчании, Женька смотрит на меня насторожено и тут же отводит взгляд. Час ещё на приготовление рюкзаков и тюков лодки. Наконец выдвигаемся. Я с небольшой тележкой — маленьким мотором для резиновой лодки. Дорога там каменистая, позволит пройти, да и при случае всегда можно в две руки её перетащить, если уж совсем невмоготу будет. Но солнце и свежесть взбодрили нас обоих, собака шла следом сытая и разомлевшая. Слабо виляла хвостом, едва мой взгляд натыкался на неё.
Час пути прошел быстро, и уже внизу раскинулась та самая река Жемчужная. Казалось, что она совсем близко, но я знал, что до неё ещё часа два пути.
Наконец мы сели на передых, и тут я обратил внимание на это место. Это ведь было тем самым местом, где мы со Славиком бегали. А вот здесь во сне меня насиловало это исчадие. Да, вот тут!!! Дыхание сбивается, и Женька спрашивает:
— Тох, ты побледнел, что случилось?
Торопливо мотаю головой.
— С непривычки просто, высота вон какая. — и замираю, глядя на кусты, куда тащил в моем сне Князь Славика. Захотелось сразу пойти туда, проверить. Но удержался лишь чудовищным усилием. Мы прошли это место, и я, напоследок посмотрев назад, просипел:
— Здесь мы со Славиком часто убегали от всех. Его никто никогда не понимал.
Женька, вдруг сразу почему-то помрачнев, спросил:
— Вы были очень близки?
Отчужденно посмотрев на него, кивнул, я понимал о чём он. Не о
