Томми шлепали пару лет назад, но теперь он не стал бы винить отца, если бы тот свернул ему шею.
Как я облажался!
Дверь трейлера вздрогнула от тяжелого стука.
— Томми! Ты там?
Томми нажал на выключатель. Во рту пересохло. В безжалостном электрическом свете снаружи стоял Марио. Выглядел он вымотанным и очень взрослым — в золотых трико и теплом свитере.
— Томми, черт тебя подери, где ты прячешься? Маленькая Энн весь двор оббегала! Живо выходи… pronto, presto!
— Слушай, но ты ведь сказал ей…
— Нет, это ты послушай! Пока ты сидишь здесь и жалеешь себя, Бетси сильно наступила на больную ногу и потеряла сознание! На этот раз наверняка порвала связки. Был бы я на три дюйма ниже, скорее сам бы влез в чертов костюм, чем подпустил тебя к манежу! Но ты подходящего роста и знаешь номер, так что выметайся и иди туда, где должен быть! Иначе я тебя пинками дотуда докачу!
Томми открыл рот, но Марио сгреб его за плечо и тряхнул.
— Ни слова больше!
Однако отчаянная решимость победила, и Томми выпалил:
— Марио, подожди…
Разжав пальцы, Марио холодно сказал:
— До вашего выхода двадцать минут. Что?
А потом — совсем другим тоном:
— Эй… Томми, в чем дело, малыш?
— Марио… — Томми судорожно пытался удержать себя в руках. — Я хотел спросить кое-что… Джефф сказал… сказал…
От воспоминаний перехватывало горло. Вдруг Марио не сочтет нужным слушать?
Отделается, как и все, легкомысленным: «Какое тебе дело до того, что они думают?»
Но Марио стоял, сунув руки в карманы свитера, и смотрел на него встревоженными глазами.
— Ладно, ладно, малыш. Что тебя грызет? Давай, скажи мне. Что случилось?
— Он сказал… Он так себя вел, будто со мной что-то неправильно. Ну, что я… наряжаюсь в девчоночью одежду… выступаю в роли девочки… — голос снова сорвался. — Он так держался, будто я девочка… на свидание звал… Каким-то смешным он был… только было не смешно…
Продолжать Томми не мог.
В темноте выражение лица Марио оставалось нечитаемым. Он молчал, и Томми, охваченный внезапной уверенностью, напрягся. Потом медленно расслабился.
— Боже милостивый, — сказал, наконец, Марио почти шепотом. — Как я не догадался. Вот оно что! Конечно, ты же именно в том возрасте… Ладно, слушай, Том. Ты знаешь, кто такой Шекспир?
Томми, ошарашенный неожиданным вопросом, осторожно выговорил:
— В школе что-то такое проходили. Кажется, писатель. «Гамлета» вроде бы написал…
— Верно. А еще он написал такие слова: «Нет ничего, что было бы хорошим иль дурным — но делает его сознанье таковым». Так скажи мне, ты чувствуешь себя девочкой, когда надеваешь этот костюм? Тебе хочется быть девочкой?
— Вот еще! — возмутился Томми. — Ты за кого меня принимаешь?
— В том и дело. Ты тот, кем себя считаешь. Если ты надеваешь женскую одежду и не чувствуешь себя женщиной — что ж, это всего лишь одежда. Вот если бы ты вдруг ощутил себя в ней девочкой, тогда да, можно бить тревогу. А так, какое кому дело, что ты носишь для шоу? Все, что делает мужчина, — мужественно. Или ты считаешь, что для того, чтобы чувствовать себя мужчиной, надо махать кулаками и крутить пистолеты, как Том Минкс?
Томми вдруг стало за себя стыдно. И в то же время будто гора с плеч упала.
— Тебе не кажется, что я похож на девочку?
— Нисколько! — немедленно откликнулся Марио. Они шли к сверкающему огнями трейлеру Марго, и на мрачном лице Марио вдруг заиграла улыбка. — Ragazzo, в тебе нет ни капли женственности. Ты не выглядишь, как девочка, не ходишь, как девочка, не летаешь, как девочка — я начинал летать с сестрой, так что знаю, о чем говорю. Тебя в жизни никто не примет за девочку, даже в этом наряде. Ну, разве что деревенщины с трибун. Но если тебе есть до них забота, то ты занялся не тем делом.
То же самое говорил отец, то же говорила Марго, но почему-то именно Марио сумел до него достучаться. Томми сделал долгий дрожащий вдох. Плакать уже не хотелось.
— Иди, — велел Марио. — Твой номер ждет. Был бы ты двумя годами старше, заработал бы штраф за пропущенный парад. Если хочешь, чтобы к тебе относились, как к артисту, Том, начинай вести себя, как артист. Иди… а еще лучше, беги.
И Томми побежал. В трейлере царила суматоха. Куда ни глянь — девушки, шуршащие юбки, пудра и кисея. Он нерешительно вошел внутрь.
— Томми, слава тебе господи! — Марго будто бы и забыла, что он здесь уже был.
В Томми полетела охапка розовой ткани.
— Возвращаться некогда, переодевайся в кухне.
Томми послушно отправился в кухню. Там, в тесном пространстве между плитой и холодильником, он сбросил одежду и влез в костюм. Когда он вышел, завязывая туфли, девушки исчезли в розовых всполохах. Бетси Джентри лежала на кровати Маленькой Энн под старым кимоно и выглядела совсем крохотной. Ее лодыжка покоилась на пакете со льдом, капли воды срывались на подложенную клеенку.
— Бетси, почему ты мне не сказала?
— Потому что она артист, и у нее номер, — отрывисто бросила Марго. — Быстрее, Томми, у тебя не лицо, а кошмар какой-то.
Она держала мокрую тряпку, и Томми, сообразив, что весь в слезах и грязи, покорно дал ей привести себя в порядок.
Примчавшись к манежу, он с облегчением увидел, что не опоздал: группа одетых в розовое девушек толпилась возле входа. Он снова вспомнил, что его, изображающего девочку, увидят все школьные друзья, но это больше не имело значения.
Какое ему дело до того, что они думают? Он акробат. Он делает то, чему его учили и чего требует номер. Возможно, выставив себя таким плаксой, он потерял особенную
