пальцем, и мама отправилась внутрь.
Этот магазин был больше похож на лавочку: пришлось лавировать среди манекенов, стараясь не обращать внимания на одежду, иначе бы я на месте умерла от отчаяния.
Продавщица выглядела неряшливо, и меня это устраивало. Сожжённые перекисью волосы были похожи на уснувшего на её маленькой голове зверька (луговую собачку, например), а облегающий топ с глубоким декольте открывал усеянную пятнами и прыщиками кожу; всё это обрамляли затейливые украшения, сверкающие на десять тысяч ватт. Но эта продавщица хотя бы улыбалась. Пока она искала в подсобке тридцать восьмой размер, я ждала на скамейке, разрисованной вручную тысячами цветов. Мама присела на светящийся табурет в форме панды.
Стоило только примерить эти ботинки, как стало понятно: вот оно, счастье. У зеркала я, уже привыкшая к лягушачьим сапогам, полюбовалась на результат и повернулась к маме.
И улыбка тут же исчезла.
Она с ровной спиной сидела на табурете-панде. Не хныкала. Не всхлипывала. Не говорила. Но по её усталому лицу в три ручья лились слёзы.
Сначала я потеряла дар речи: мама внезапно показалась мне такой хрупкой, такой маленькой и обиженной! Стыд за отца подкатил к горлу. Почему? Почему он её предал? Я метнула быстрый взгляд на продавщицу, но та уже отвернулась.
— Эй, мама…
Она вытерла слёзы с лица.
— Неужели эти ботинки настолько ужасно смотрятся?
Мама шмыгнула носом и прищурилась:
— Нет, они идеальны. Ты такая красивая. Берём?
— Ты видела ценник?
— Я должна была купить тебе обувь сто лет назад. Так что набежали проценты.
Она встала, и я заметила, насколько сложно ей было совершить это простое движение: будто на долю секунды маленький чёртик повесил ей на спину невидимый груз в семьдесят килограмм.
Мне хотелось поцеловать её, обнять, но я не осмелилась. Мама не любит «телячьи нежности напоказ». Так что я просто стиснула большие пальцы в кулаках и прижала руки к себе.
Может, я ошибалась?
И она всё знает?
Глава седьмая
У Деборы «лихорадка субботнего вечера
Сегодня пятница, а завтра Элоиза отправится к Эрванну с ночёвкой. Открыв оконные ставни, я увидела, что солнце разогнало тучи, рассмеялась и попыталась пройтись лунной походкой, но что не получается, то и не получится. По крайней мере, у меня никогда не получалось. Однако сегодня мне хочется верить в чудеса. В знак того надену новые ботинки.
С мокрой головой я вышла из ванной и содрогнулась, столкнувшись нос к носу с отцом, попивающим кофе на кухне. Он улыбнулся мне, и прошла целая вечность, прежде чем я улыбнулась в ответ. — Выпьешь горячего шоколада, дорогая?
— Я буду чай. Я уже два года пью по утрам чай. Он вытаращился, а я прошла к чайнику. Бросив пригоршню чайных листьев в чайник в форме лисы — мне его подарила Элоиза на день рождения, потому что я обожаю лис, — я одумалась: нельзя так по-ребячески реагировать. Отношения родителей меня не касаются. Давай, гони эту тишину, с каждой секундой крепчающую в воздухе.
— Мама куда-то ушла?
Попробуй ещё раз.
— Она уже на работе?
Отец откусил кусочек круассана и подтолкнул в мою сторону бумажный пакет. Закипающий чайник булькал на всю кухню.
— Нет, она пошла к врачу.
— Что-то серьёзное?
— Да нет, к гинекологу — обычное дело.
У меня зудели ноги: напротив сидел совершенно незнакомый человек. Мне очень хотелось, чтобы он ушёл, хотя на самом деле это я была у него дома.
— А у тебя как дела? — спросил отец.
— Учусь в выпускном классе.
— Это я знаю…
— В лицее Кондорсе.
— И как там дела?
Не-ве-ро-ят-но. Он и бровью не повёл.
— Полностью о моих провалах ты узнаешь только в декабре, — начала я, но, увидев, что он нахмурился, спохватилась: — В классе очень сильные ребята, я стараюсь не отставать.
— Хорошо. А что будешь делать в следующем году?
— Сейчас только октябрь, папа.
— Ну ты же собираешься в университет? Может, пойдёшь на подготовительные курсы? Или будешь учиться за рубежом?
Поначалу я предавалась самым безумным мечтам: архитектор, режиссёр, дизайнер, директор музея, исследовательница Антарктики. Но с первого сентября амбиции немного поутихли. Сдать бы сперва выпускные экзамены.
— Пока что думаю.
Отец кивнул, но с допросом не покончил:
— А что за записки висят в прихожей? Мама сказала, что это для тебя.
Я чуть чаем не поперхнулась.
— Могла бы и убрать свои бумажки к себе в комнату; в конце концов, она самая большая в квартире!
Кхе.
Кхе-кхе.
— Конечно, но, глядя на них в прихожей, я точно не забуду. Это номер одной консультантши по профориентации. Мне её… посоветовали.
— Замечательно, не затягивай со звонком.
Мама ему соврала.
На мгновение я запаниковала, что этот номер может принадлежать Бразильянке, и мама повесила его в знак обиды, но это глупо: папа бы тут же его узнал. Я надкусила круассан. Вкус у него был картонный: я знаю, о чём говорю. Когда я была маленькой, картон на вкус был чуть лучше, чем рождественский торт моей бабули.
Украдкой поглядывая на отца, я заметила пару седых волос в его короткой шевелюре. А ещё он не побрился.
Меня так и подмывало спросить, почему мама проводит вечера, потроша журналы, но я колебалась. А номер телефона? Наверное, надо позвонить…
Хотя нет. Я бы с ума сошла, если бы мама копалась в моих вещах.
Полюбовавшись на обгрызенные ногти с облупившимся оранжевым лаком, я подумала, что вот так и проглядела собственных родителей — зациклившись на себе.
Перед уходом отец наклонился и поцеловал меня в лоб. В этом невинном жесте было что-то от гражданской войны: к этим же губам липла Бразильянка.
Мы с Элоизой встретились у её дома. Несмотря на волнение, она тут же заметила мои ботинки.
— Давно пора!
Я подмигнула ей в ответ.
— Зайдёшь сегодня вечером ко мне? — продолжила Элоиза.
— Мы с тобой обе знаем, что у меня в ежедневнике найдётся пара окон. Ты сейчас, наверное, опять поразишься моей дедукции, но это как-то связано с завтрашним вечером?
— Всё должно быть идеально.
— Идеала не бывает. Жизнь состоит из шероховатостей.
— Наверное, но я хочу заполучить максимум шансов на успех и контролировать ситуацию. У тебя сегодня уроки заканчиваются в четыре?
У Элоизы хорошая память на числа: дни рождения, номера департаментов, расписания, размеры, год падения Оттоманской империи — она запоминает абсолютно всё. Сама Элоиза без шуток рассказывает, как в колледже учитель истории подчеркнул её «бедный словарный запас, контрастирующий с подозрительной способностью запоминать даты». Элоиза ответила на это, что у неё
