их пух на базаре, дед ходил по торговым рядам и скупал самый лучший гусиный пух и самые мягкие перья. Они шли мне на перину и подушку. Время от времени мне демонстрировали будущий натуральный пуховик, заверяя, что перина на гусином пуху — это самое главное и ценное в приданом любой невесты. Никто не думал о том, как с этой громадиной, пусть и легкой, мне ехать за тысячи километров к своему суженому.
Оказалось, нет проблем! Мама все разузнала на вокзале. За месяц до свадьбы мы с ней поволокли огромный тюк в багажное отделение станции, где нам его аккуратно запаковали и бросили в недра огромного ангара.
— Аккурат к свадьбе придет, дочка! — пообещал суровый пожилой приемщик.
Бабушка очень волновалась, дойдет ли перина в срок. Дошла! В нашу первую брачную ночь мы с молодым мужем чуть не умерли на ней от жары. Скатывались с нее как с горки. Решив, что на этом тюфяке спать можно разве что при минусовой температуре, мы затолкали его в кладовку. И вытащили только тогда, когда у нас родилась первая дочь. «Экспериментальная», как она потом себя назвала. Почему-то нам постоянно казалось, что младенец отчаянно мерзнет. Поэтому мы укладывали кроху то под обогреватель… на стол. То на нашу жаркую перину. А потом недоумевали, откуда у ребенка потница, почему он кричит всю ночь, а к утру покрылся красной мелкой сыпью…
Когда дочка начала ползать, перину бросили на пол. Чтобы, значит, крохе было тепло. Барахтаясь в гусином пуху, дочка щедро исписала его. Памперсов же тогда не было. В итоге от перины начало исходить такое амбре, что мы срочно отвезли ее на дачу. Стелили только в самые холодные дни. А потом и вовсе отнесли на мусорку. Но лет 20 перина из моего приданого прослужила верой и правдой.
Бабушке довелось дожить до своего первого правнука. Мы привезли его в родной город лет в шесть. Антон бабе Сане ну очень понравился. «Славный малый», — кратко охарактеризовала она его и долго не уходила. Она вообще по жизни больше любила мальчишек.
В больнице ради интереса я набрала год рождения бабушки в гороскоп на тему «Кем вы были в прошлой жизни?» Он выдал: «Вождь племени». «Вот почему я видела тогда бабушку в таком виде в тоннеле!» — осенило меня. Конечно же, она — вождь нашего семейного племени, прародительница и основательница рода, с которой пошли всем мы.
Послесловие
С момента того моего второго рождения прошло шесть лет. Когда я чувствую себя неважно, то вспоминаю бабушку и ее бесконечную работу в саду и по дому. Спешу не в поликлинику и не за таблетками в аптеку. Летом беру в руки скандинавские палки и отправляюсь в ближайший парк. Зимой встаю на лыжи — и в лес. И хожу, сколько позволяют силы. Проверено на себе сотни раз: после быстрой ходьбы снижается давление, уходит головная боль, улучшается настроение. А главное, приходит уверенность в том, что движение действительно разгоняет кровь. Это-то постоянно доказывала и доказала всей своей долгой жизнью моя бабушка, мой ангел-хранитель.
Первым читателем этой маленькой повести оказался брат. Он сурово раскритиковал меня за некоторые, как он убеждал, недостоверные факты из жизни бабушки, а больше всего распек за то, что у произведения нет логического конца.
Я долго думала над его последней фразой, без конца набрасывала в голове варианты финала. Все было не так и не то. И вдруг совершенно случайно открыла для себя современного писателя-москвича Алексея Варламова. Он зацепил рассказом на одном из телеканалов о том, что тоже написал повесть о своей любимой бабушке. Срочно купив его толстую книжку «Ева и Мясоедов», я два дня не могла от нее оторваться. Читала запоем, как в подростковом возрасте фантастику Александра Беляева, которая меня потрясла и захватила.
Сколько же в повести Варламова оказалось созвучного с моими воспоминаниями о бабушке Александре! У моей тоже, как у многих других женщин ХХ века, была тяжелейшая, но прекрасная, невероятная судьба-испытание, о которой можно было бы писать роман или сценарий для сериала. Когда же я дошла до финала повести Варламова, то просто застонала. Алексей словно прочитал мои мысли, опередив со своей повестью. Поэтому мне ничего не оставалось, как подписаться под его каждой строчкой (надеюсь, он меня за это простит): «С той поры, как бабушка упокоилась на погосте, прошло много лет. За эти годы мне довелось встречать самых разных людей — очень известных и нет, необыкновенно умных, одаренных, талантливых, с поразительными биографиями и судьбами, на фоне которых жизнь моей бабушки может показаться не такой уж необычной. Но чем дальше уходит от меня эта женщина, тем более величественным предстает ее образ».
Часть 2
-
Ночной хирург
Рассказы со счастливым концом
Любимой маме посвящается
Звонок из юности прозвучал в воскресенье.
— Не узнаешь? — спросил низкий женский голос.
Тембр, интонация очень знакомые. Начинаю перечислять имена.
— Сдаешься? Это Галина, мама Тимура. Помнишь такую?
Ну как я могла не вспомнить эту героическую мамочку!
— Мы сколько с тобой не виделись? Лет десять, как вы переехали? У моего Тимурки презентация первого поэтического сборника. Придешь? — назвала она городской ДК…
С Галиной мы познакомились на физкультуре для беременных. В восьмидесятые годы в женских консультациях на нее отправляли будущих мамочек, у которых нормально протекала беременность. Со стороны зрелище выглядело комичным. 15 карлсонов с задорно торчащими животами энергично шагают по кругу, старательно выполняя вдохи и выдохи, а временами даже делая «ласточку». Однажды в порыве прилежания одна из физкультурниц задела меня по носу. Закапала кровь…
— Прости, подруга, пожалуйста! — бросилась она ко мне.
А потом долго сидела рядом. Мы познакомились. Удивились, что жили в одном доме в соседних подъездах, но никогда друг друга не видели.
— Ты же первым ходишь. На детской площадке не бываешь. А я — вторым. С соседками-мамочками мы давно в песочнице перезнакомились. И ты познакомишься, — пообещала Галина.
На физкультуру мы стали ходить вместе. А после или гуляли в ближайшем парке или ехали в центр в «Детский мир». Галя была старше на 7 лет. Первый ее сын в том году шел в школу. Она мечтала о дочке, я — о сыне. Но УЗИ плода тогда не было, мониторинга его развития тоже. Пол и проблемы со здоровьем малыша становились известны только после родов. Опыт второродящей для первородки, обмирающей из-за каждой мелочи, был бесценным. Я выпытывала у Гали про роды все. И ценила ее за то, что
