Людмила Колесникова
Вождь семейного племени
Моей дорогой бабушке Александре Семеновне Григорьевой и всем-всем родным посвящается
Дней рождения у меня два. В январе, когда я родилась в Белоруссии у мамы с папой в военном городке. И в августе, когда в 64 года меня вытащили с того света. Причем вопрос «Кто?» (медики или мои близкие), похоже, навсегда остался открытым.
Часть 1. Вождь семейного племени
Глава 1. Второе рождение
То, как мне повезло с семьей, я поняла, когда попала в больницу скорой неотложной помощи, куда в состоянии прострации меня привезли перепуганные муж и дочери. Медики напишут потом в выписке из истории болезни: «Больная жалоб не предъявляет, дезориентирована во времени и пространстве». Для меня это означало: в какой-то миг я вдруг поняла, что уходить совсем не больно и не страшно. Просто на тебя внезапно накатывает жуткая слабость и абсолютное ко всему безразличие, которое липкой пеленой окутывает мозг, выключая сознание и эмоции. И ты перестаешь ощущать себя в этом мире и контролировать простейшие действия. И все становится абсолютно все равно.
Когда мне потом рассказали, как вела себя в приемном отделении больницы, я пришла в ужас: неужели такое стало возможно со мной? Чтобы абсолютно не управлять собой и не отвечать на простейшие вопросы… Причем я до сих пор ничего не помню. Что со мной тогда было, не понял никто. Ни врачи-неврологи самого современного в городе центра экстренной медицины, которые за две недели наблюдений так и не смогли поставить диагноз. Лишь делали предположения: возможно, это редкая форма гипертонического криза, не исключен скрытый инсульт и лекарственное отравление. А может быть, это последствия депрессии (тогда я резко ушла с любимой работы и словно провалилась в пустоту). Ничего не поняли ни медики, ни родные, ни друзья.
Подруга-врач до сих пор спрашивает, вспомнила ли я что-нибудь из происходившего со мной в те тревожные для всех сутки. Убеждает, что рано или поздно непременно должна вспомнить! И удивляется, что я вспомнила лишь отдельные эпизоды, не связанные между собой по месту и времени. Например, то, что в реанимации мне надевали на лицо маску, советуя подышать кислородом. Что я как бы полубрела-полулетела по какому-то узкому каменному коридору, в конце которого на троне вождя древнего племени торжественно восседала в окружении молодых мужчин в военной форме моя давно умершая бабушка. Узнав меня, она медленно и величаво кивнула головой, улыбнулась и распорядилась: «Нет, ей еще рано. Пусть уходит…».
Еще помню, как незнакомый женский голос строго спросил из темноты: «Почему ты не умерла?» Я испугалась и стушевалась, не зная, что ответить. Но отчетливее всего помню, что постоянно просто невыносимо хотелось спать. И я погружалась в незнакомое потустороннее состояние, в котором все было неважно, кроме сна. Потом мне рассказали, так со мной продолжалось больше двух суток. Когда же наконец пришла в себя, то сразу поняла, что нахожусь в реанимации. Мысленно удивилась: «Вот здесь как, оказывается. Теперь буду знать». И принялась рассматривать все вокруг. Слева от меня лежал пожилой мужчина и что-то бормотал в беспамятстве. Переведя глаза на себя, я, к стыду своему, обнаружила, что из одежды на мне были только памперсы. А напротив, у столика с лекарствами, на меня во все глаза глядят молодой парень и девушка.
— Смотри, пришла в себя! — радостно произнес парень и приблизился ко мне. — Вы понимаете, где находитесь?
— Да, в МКДЦ, — гордо отозвалась я, удивившись, какой у меня далекий, слабый, беспомощный и незнакомый голос. (На самом деле попала в центр экстренной медицины.)
С какой искренней детской радостью эти ребята, скорее всего, студенты-старшекурсники медуниверситета, потом хлопотали возле меня! Принесли манную кашу, которую я моментально проглотила, но ее почему-то сразу вырвало фонтаном без предварительной тошноты. Организм словно выбрасывал из себя то, что ему пока не было нужно.
— Не будем ее кормить, — вздохнули мои спасители. — Рано, наверное.
Ребята ловко переложили меня на каталку и куда-то повезли по длинным извилистым белым коридорам. На МРТ мозга, догадалась я, очнувшись в барокамере. Но почему так тихо? Помнится, когда впервые проходила эту процедуру, то удивилась тому, какая она шумная. Из прикрепленных к голове датчиков назойливо звучали громкие незнакомые звуки: то молоточков, то сирены, то свистка, то дятла. Но на этот раз те же самые звуки воспринимались как нечто далекое, очень тихое и совсем не раздражающее.
Окончательно я пришла в себя уже в палате, где с диагнозом «микроинсульт» лежали пять пожилых женщин. Кто-то из дочерей (не могу вспомнить, кто именно) сидел возле моей кровати с таким встревоженным, ко всему готовым лицом и ловил каждое мое движение, что мне стало стыдно за страдания, причиненные своему ребенку. Любовь ко мне дочерей оказалась бесконечной. Только в больнице я поняла, каких детей вырастила.
Младшая дочь дежурила по ночам. Утром бежала в туалетную комнату, наскоро умывалась, перекусывала йогуртом и мчалась на репетицию своего оркестра. В соседней палате дочери нашли короткий пуфик кушетку, на котором ухитрялись спать по очереди по ночам, свернувшись калачиком и просыпаясь от малейшего моего движения. Видя, что меня шатает от слабости, а ноги совсем не слушаются, они мужественно подставляли свои хрупкие плечи. Сажали на кресло-каталку, везли в туалет и на процедуры, кормили, давали лекарства, бежали по первой тревоге за сестрами и нянечками. По утрам помогали мне умыться и помыться, не испытывая отвращения, стыда или брезгливости. Не менее встревоженный муж, кажется, был готов поселиться в нашей палате. А дома плакал от безысходности, рассказывали дети.
Потихоньку приходя в себя, я с ужасом обнаружила, что плохо вижу и понимаю речь. И совсем разучилась посылать SMS (тогда у меня был кнопочный телефон). Последнее расстроило больше всего. Как буду общаться с любимым братом, живущим в другом городе? А когда младшая дочь устроила нам на улице сеанс связи по скайпу и я увидела в его глазах ужас, то приказала себе срочно бросить все силы на свое скорейшее выздоровление. Видимо, благодаря тому, что я буквально купалась в море любви и заботы своих родных, быстро пошла на поправку. Причем значительно быстрее других соседок по палате. Просто однажды утром приказала себе встать и опробовать все тренажеры, которые были установлены в холле для неврологических больных. Сначала потихоньку заставила себя ходить, опираясь на руки дочерей, по стенке и нарисованным
