и критиковал большевиков 30-го января уже после занятия ими Киева. «Чуждая власть пришла в Киев. Оккупационная армия. Она разогнала всю демократию, всем села на шею — и хочет господствовать». Орган Фарейнигте «Найе Цайт» также писал, что большевизм «фактически несет только разрушение и смерть». Несмотря на некоторое тяготение к большевизму, уже тогда намечавшееся в еврейских социалистических партиях, их руководящие органы отказались сотрудничать с большевицкой властью. Центральный Комитет «Фарейнигте» постановил отозвать членов партии из всех центральных украинских учреждений и из исполнительных органов Советов. Подали в отставку министр по еврейским делам Зильберфарб, его помощник Хургин и почти все ответственные работники министерства по еврейским делам.
Еврейская общественная жизнь замерла. Отвергнутая всеми еврейскими партиями большевистская власть, однако, нашла поддержку среди довольно большой группы еврейских рабочих, вернувшихся после революции из Англии и осевших в Киеве. Эти реэмигранты стали целиком на сторону советского режима и создали особый еврейский отряд Красной гвардии; некоторые из них заняли посты комиссаров и других должностных лиц в советских учреждениях.
* * *
Большевистская власть продержалась в Киеве недолго. 9-го февраля делегация Рады заключила в Брест-Литовске сепаратный мир с центральными державами, и 1-го марта правительство Украинской Республики вернулось в Киев под защитой австро-германских штыков.
В течение последующих трех недель украинские военные части (гайдамаки и «Вольное казачество») бесчинствовали, хватая посреди улицы «жидовских комиссаров» и уводя их в казармы, где их избивали и часто расстреливали. По данным комиссии при Городской Думе, за одну только неделю (1-8 марта) было зарегистрировано 172 случая насилия над евреями, — из них 22 убийства.
Совет Киевской еврейской общины выпустил воззвание, в котором настаивал, что «в этих позорных злодеяниях украинская власть, только что вернувшаяся к нам, неповинна... Ответственные руководители украинских военных и гражданских властей дали заверение в том, что они погромов не допустят». К 20-му марта волна эксцессов схлынула.
Когда возник вопрос о назначении министра по еврейским делам вместо М. Зильберфарба, который подал в отставку 16 января, сионисты и все три еврейские социалистические партии отказались выставить кандидата. «Фолькспартей», однако, выставила кандидатуру В. Лацкого. Вокруг нее развернулись на заседании Малой Рады от 9 апреля оживленные прения.
От имени сионистской фракции, М. Гиндес защищал принцип «избрания национального министра или, вернее статс-секретаря — самой нацией. Предложенный кандидат никем из евреев не избран. Пост еврейского министра замещается путем бюрократического назначения. При такой обстановке фракция сионистов на этот портфель не претендует. ...Мы в утверждении этого министра участвовать не будем».
Еврейские социалистические партии высказались за избрание В. Лацкого.
Малая Рада утвердила В. Лацкого в должности министра по еврейским делам. Но новый министр не успел приступить к какой-либо конструктивной работе...
Дни Рады были сочтены. 28-го апреля немецкое командование на Украине разогнало ее. Бывший генерал царской службы П. Скоропадский был объявлен Гетманом Украинской Державы; новый кабинет министров состоял из умеренных и консервативных украинских деятелей (Лизогуб, Кистяковский, Василенко и др.); одесский финансист — С. Гутник, близкий к еврейской Народной Группе, был назначен министром торговли и промышленности. Период семи с половиной месяцев «гетманщины», хотя сравнительно более спокойный, чем предшествовавшие ему режимы, был тоже отмечен рядом антиеврейских эксцессов; не было также недостатка в антисемитских выступлениях в прессе. В конце мая новая власть ликвидировала еврейское министерство, а 8 июля формально отменила закон о национально-персональной автономии, который таким образом просуществовал неполных шесть месяцев.
Словно предвидя его недолговечность, А. Давидсон писал еще 31-го января 1918 г. в сионистском «Рассвете», что национально-персональная автономия это лишь «блестящий пузырек на пенистых волнах бушующего российского моря... поражающий на момент своим призрачным светом и радужными красками... (который) всплывет, блеснет и исчезнет бесследно». «Персональная автономия — это ‘исторический акт’ — т. е. акт, существующий только для истории, и в этом все его значение; будущий историк будет ссылаться на него».
Три месяца спустя, М. Литваков, один из лидеров «Фарейнигте» — партии, наиболее ответственной за прокламирование национально-персональной автономии — открыто высказал, с другой точки зрения, свои сомнения в самой ценности этого института для еврейского меньшинства. В статье «Завоевание или утешение?» в «Найе Цайт» от 25 марта Литваков писал: «Украинцы постепенно превратили этот институт в какую-то государственно-политическую черту оседлости... Они говорят евреям: заберите у нас круг ваших специальных дел, делайте там, что хотите, разрешайте себе свои вопросы, как вашей душе угодно, но украинское государство — это вас не касается, это предоставьте нам» ...
* * *
Исчезновение Украинской Рады, еврейского министерства и национальной автономии создало совершенно новую конъюнктуру. Еврейские социалистические партии больше не могли сохранить свое доминирующее положение. Национальный Совет, в котором они, вместе с «Фолькспартей», составляли 80%, стал явным анахронизмом. Выборы в советы еврейских общин, проведенные тем временем по всей Украине, дали сионистам 43% и ортодоксальным группам «Ахдут Исроел» 13%. Социалистические партии с 37% и «Фолькспартей» с 7% оказались в меньшинстве. Они, однако, отказались перестроить Национальный Совет в соответствии с результатами общинных выборов. После долгих переговоров был выработан компромисс: состав Совета был увеличен до 60; сионисты получили 24 места и «Ахдут Исроел» — 6; остальные 30 мест были предоставлены «левому блоку». Совет был, таким образом, расколот на два численно равные секторы; при каждом почти голосовании создавался тупик: — 30 против 30.
Обе стороны сошлись на необходимости созыва полномочного национального представительства украинского еврейства. Крайне напряженное обще-политическое положение в стране делало невозможным прямые выборы, с предвыборной агитацией и участием народных масс. Было поэтому решено, что избирательным корпусом будут служить 3.565 членов 168 общинных советов, избранных на основе всеобщего, прямого, равного, тайного и пропорционального голосования; количество голосов, полученных на общинных выборах отдельными членами совета, должно было быть засчитано в кредит того списка, за который они голосовали.[5] Национальный Совет назначил Главное Избирательное Бюро, в котором были представлены все партии. Гетманское правительство и немецкая комендатура дали разрешение на созыв Временного Национального Собрания.
Выборы состоялись 11, 12 и 13 августа 1918 года. Списки, представленные сионистами, Цеирей Цион и «Ахдут Исроел» были напечатаны на иврит, остальные — на идиш. Наибольшее количество депутатов было избрано по сионистскому списку — 42; за ним следовали: Бунд — 23, «Ахдут Исроел» — 19, Цеирей Цион — 14, «Фарейнигте» — 12, Поалей Цион — 11 и Фолкспартей — 4. Среди 125 членов Временного Национального Собрания, которое начало свои работы 3-го ноября, «левый блок» оказался в меньшинстве.
Несмотря на далеко идущие — часто острые по форме — разногласия между большинством и меньшинством, восьмидневная сессия
