Инспектор отпустил Анну Плэтт и вызвал де Витта.
Де Витт был бледен, но спокоен.
— Я намерен повторить вопрос, который задавал вам вчера, — начал Тамм, — и хочу получить ответ. — Почему вы ненавидели вашего партнера?
— Я не позволю себя запугивать, инспектор Тамм.
— Значит, вы не хотите отвечать?
Де Витт плотно сжал губы.
— Ладно, де Витт, — сказал Тамм, — но вы совершаете величайшую ошибку в своей жизни… Как относились друг к другу миссис де Витт и Лонгстрит — они были добрыми друзьями?
— Да.
— А между вашей дочерью и Лонгстритом не происходило никаких… неприятностей?
— Вы ведете себя оскорбительно.
— Выходит, ваша семья и Лонгстрит отлично ладили?
— Слушайте! — Де Витт внезапно вскочил на ноги. — К чему, черт возьми, вы клоните?
Инспектор улыбнулся и подтолкнул ногой стул де Витта:
— Не волнуйтесь и сядьте.
Де Витт повиновался.
— Вы с Лонгстритом были равными партнерами?
— Да.
— И давно у вас совместный бизнес?
— Двенадцать лет.
— Каким образом вы объединились?
— Мы заработали наши состояния до войны на прииске в Южной Америке, вместе вернулись в Штаты и продолжили наше сотрудничество в брокерском бизнесе.
— И добились успеха?
— Да.
— Тогда почему, — продолжал инспектор тем же любезным тоном, — Лонгстрит постоянно занимал у вас деньги?
Де Витт застыл как вкопанный.
— Кто вам это сказал?
— Вопросы задаю я.
— Это нелепо. — Де Витт прикусил седой ус. — Иногда я одалживал ему незначительные суммы, на сугубо личные траты…
— Вы называете двадцать пять тысяч долларов незначительной суммой?
Маленький человечек ерзал на стуле, как на раскаленных углях.
— Ну… это не был заем. Речь шла о личном деле.
— Вы лжете мне в глаза, де Витт, — сказал инспектор Тамм. — Вы давали Лонгстриту крупные суммы и никогда не получали их назад — вероятно, даже не рассчитывали на это. Я хочу знать причину и узнаю ее.
Де Витт снова вскочил со стула. Его лицо исказилось.
— Вы превышаете ваши полномочия! Говорю вам, это не имеет никакого отношения к смерти Лонгстрита! Я…
— Не нужно мелодрамы. Подождите снаружи.
Де Витт не мог сразу остановиться и хватал ртом воздух. Но затем его гнев иссяк, плечи поникли, и он молча вышел. Тамм озадаченно смотрел ему вслед.
Потом он вызвал миссис Ферн де Витт.
Разговор с миссис де Витт был кратким и бесплодным. Поблекшая и озлобленная женщина вела себя так же странно, как ее муж. Казалось, она лелеет какую-то тайную эмоцию. Миссис де Витт заявила, что ее отношения с Лонгстритом были всего лишь дружескими. Она презрительно фыркнула в ответ на предположение, что Лонгстрит был увлечен Жанной де Витт, добавив, что его всегда интересовали более зрелые женщины. О Черри Браун миссис де Витт ничего не знала, кроме того, что она «дешевая хитрая актрисенка» и завлекла Лонгстрита «смазливой мордашкой». Подозревала ли она, что ее мужа, мистера де Витта, шантажировали? О нет! Как глупо…
Тамм выругался про себя. В жилах этой мегеры тек уксус вместо крови. Он переходил от лести к угрозам, но помимо того, что она и де Витт женаты шесть лет и что Жанна — дочь де Витта от первого брака, не узнал ровным счетом ничего.
Поднявшись, женщина достала из сумочки косметичку, открыла ее и начала припудривать и без того напудренное лицо. Ее рука дрогнула, зеркальце упало на пол и разлетелось на кусочки. Самообладание тотчас же покинуло миссис де Витт. Она побледнела под румянами, быстро перекрестилась и с ужасом в глазах пробормотала: «Madre de Dios!»,[17]виновато взглянула на инспектора Тамма и быстро вышла. Тамм засмеялся, подобрал осколки и бросил их на стол.
Подойдя к двери, он вызвал Франклина Эйхерна.
Эйхерн был крупным мужчиной с прямой осанкой, хорошо сохранившимся для своего возраста. Он добродушно улыбался, а в его глазах мелькали искорки юмора.
— Садитесь, мистер Эйхерн. Сколько времени вы знаете мистера де Витта?
— Дайте подумать… С тех пор, как я поселился в Уэст-Инглвуде. Шесть лет.
— Вы хорошо знали Лонгстрита?
— Нет, инспектор. Правда, мы все жили в одном районе, но я инженер на пенсии и не имел с ними никаких деловых связей. Но с де Виттом мы сразу почувствовали взаимную симпатию, а вот Лонгстрит мне не нравился. Внешне добродушный самец, а внутри весь прогнил. Не знаю, кто убил его, но уверен, что он получил по заслугам!
— Это к делу не относится, — сухо промолвил Тамм. — Что вы думаете об обвинении, сделанном Черри Браун вчера вечером?
— Сущая чепуха. — Эйхерн закинул ногу на ногу и посмотрел Тамму в глаза. — Только истеричка могла сказать такое. Я шесть лет знаю Джона де Витта — в нем нет ни капли злобы, он мягкий, великодушный человек и просто не способен на убийство. Думаю, лучше меня его знает только собственная семья. Мы играем в шахматы три-четыре раза в неделю…
— В шахматы? — Тамм выглядел заинтересованным. — Это уже что-то. Вы хороший шахматист?
Эйхерн усмехнулся:
— Неужели вы не читаете газеты, инспектор? Вы говорите с чемпионом здешних мест. Всего три недели назад я завоевал на открытом турнире звание чемпиона Атлантического побережья.
— Неужели? — воскликнул Тамм. — Рад познакомиться с чемпионом. Однажды я пожимал руку Джеку Демпси.[18]А как играет де Витт?
Эйхерн с энтузиазмом склонился вперед:
— Для любителя его игра просто поразительна, инспектор! Я годами убеждал его заняться шахматами всерьез и принять участие в турнире, но он слишком робок и скромен. Зато ум у него быстрый, как молния. Он играет почти инстинктивно и никогда подолгу не задумывается над ходом. У нас были интереснейшие партии.
— У него нервный характер?
— Очень. Он нуждается в отдыхе. Откровенно говоря, мне кажется, что Лонгстрит его здорово доставал, хотя мы никогда не обсуждали его бизнес. Уверен, что после смерти Лонгстрита де Витт станет другим человеком.
— Пожалуй, — согласился Тамм. — Это все, мистер Эйхерн.
Быстро поднявшись, Эйхерн посмотрел на большие серебряные часы.
— Господи, пора принимать таблетку! — Он улыбнулся инспектору. — У меня строптивый желудок. Я вегетарианец — результат каждодневного поедания консервированной говядины в молодости, когда я работал инженером. Всего хорошего, сэр.