Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
как тогда на кухне, возникло странное ощущение, будто я здесь уже бывал, уже поднимался по этим ступенькам, касался этих перил и натыкался на этот сучок.
Я только сейчас обратил внимание, что кругом разливается все тот же беловато-голубовато-зеленоватый свет, который удивил меня в лесу и который я принял за лунный.
– Что здесь светится?
Коринка пожала плечами:
– Не знаю. Здесь нет ни луны, ни солнца, ни дня, ни ночи. Воздух, наверное, сам светится.
– Гипер-р-пр-ростр-ранство, – многозначительно прорычал за спиной Пепел, и мы вошли в комнату.
В глаза сразу бросились прогибающийся под тяжестью старых, запыленных книг стеллаж, а в углу – изразцовая голландка[2]. Я такие только в кино видел и на книжных иллюстрациях. А эту вспомнил…
Двери когда-то были покрашены в белый цвет, но теперь краска съежилась и облупилась. Обои в цветах и листьях местами отклеились и повисли, местами оборвались и валялись на полу.
Коринка взглянула на меня виновато и прошептала:
– Я боюсь здесь порядок наводить. Мне все время кажется, что кто-то в доме есть. Кто-то вот-вот сядет в качалку и будет довязывать плед…
Через ручку красивой плетеной качалки был перекинут разноцветный плед. Его бросили недовязанным: рядом в корзинке лежали клубки шерсти и толстый пластмассовый крючок, когда-то голубой, а теперь выгоревший почти до белого.
Я взглянул на плед – и все понял. Нет, не все, но очень многое! Во всяком случае, понял, почему мне кажется, будто я бывал здесь раньше.
Бывал, да, но только однажды и очень недолго – час, не больше, пока мама с бабулей собрали кое-какие самые нужные вещи, бросив все остальное: эти книги, которые громоздились на просевших от их тяжести полках, и ножную швейную машинку, и тонкие, с позолотой, бокалы, стоящие в дубовом серванте, и кухонную посуду, и даже не прикрыли дверцу старинной голландки… На самом деле это жила во мне мамина и бабулина память, в том числе память о гладких перилах и об этом недовязанном пледе.
Дома у нас есть почти такой же: его связала бабуля, когда они с моей мамой жили уже в городе, но не могли забыть этот дом, из которого им пришлось однажды спешно уезжать, можно сказать бежать. Бежать из родного дома в деревне Ведема…
Но странно – дом я помнил, пусть через память мамы и бабули, однако почему им пришлось уезжать в такой спешке, не знал. Кажется, раз или два пытался расспрашивать, но толку от этих расспросов не было.
Может быть, это как-то связано со смертью брата? Он, в смысле деревянный человечек, сказал, что во всем виновата наша прабабка.
Уж не ее ли тело нанизало на ветку кошмарное злобное дерево?
Оно что, наказало ее за это убийство? Загадка…
Так дерево доброе или злое? И что ж сделала эта старуха?
«Твое сердце теперь должно остановиться, как раньше остановилось мое! Во всем виновата наша прабабка! Она уже за все заплатила – заплатишь и ты. Ты мне должен – ты мне должен шестнадцать лет счастливой жизни!» – твердила деревяшка.
То есть наша прабабка оставила меня в живых, а Леху нет? Почему она выбрала меня, а не его? Или это вышло случайно? Почтальон уверял, что в смерти двух детей виновата какая-то старуха. Прабабка была, наверное, старая – ведь само слово «прабабка» уже старое!
Значит, она имела какое-то отношение к здешней больнице? Работала там? Она была акушеркой? Или педиатром? Значит, интерес к медицине у меня наследственный?
Наследственность, скажу я вам, какая-то такая… сомнительная.
Однако на чьи слова я полагаюсь? Кому верю? Почтальону, который втащил меня в это, как выразился бы Пепел, «гипер-р-пр-ростр-ранство»? Или деревяшке, которая жаждет моей смерти, потому что в свое время кто-то перед этой деревяшкой провинился? Да почтальон и деревяшка какой угодно поклеп на кого угодно возведут!
Но, с другой стороны, почему мама с бабулей бежали из Ведемы, оставив тут прабабку? Почему ни словом о ней мне никогда не обмолвились? Виновата она была? Нет?
Может быть, я найду ответ в письмах, которые мама отправляла Лехе, Алексею Васильевичу Лесникову?
Где они?
И тут я обнаружил, что держу в руках небольшую пачку конвертов. Мне их, видимо, передали, пока я стоял столбом, задумавшись.
Перебрал конверты. Некоторые помяты, некоторые пожелтели – это, наверное, самые первые. На всех мамин почерк. Все адресованы Алексею Васильевичу Лесникову.
Пятнадцать штук. Да, пятнадцать. Шестнадцатое письмо не дошло. Оно осталось где-то в лесу – небось тоже на какую-нибудь ветку нанизано!
Конверты не распечатаны. Мерзкая деревяшка их даже в руки не брала! Непонятно, почему братец, узнав, что я потерял последнее письмо, так распыхтелся. Из чистой вредности? Да, похоже на то.
Хотя нет, скорее из грязной! Из грязной вредности.
Между прочим, на конвертах нет почтовых штемпелей. Значит, почтальон, забрав их из ящика, приносил прямо в дом? И теперь нужно ожидать его нового визита?!
Стоп. Надо спросить, сколько времени Коринка и Пепел находятся здесь. Может, они помнят, как появлялись письма?
– Пепел, да ты посмотри! – вдруг раздался голос Коринки. – Это ведь мои пуговицы! Как они сюда попали?!
Я оглянулся. Коринка и Пепел отошли в сторонку – наверное, чтобы мне не мешать, и наклонились над письменным столом, на котором лежала толстая книга, а рядом стояла большая разноцветная металлическая коробка. Пепел держал крышку, а Коринка с изумлением перебирала пуговицы, которыми эта коробка была набита.
Я только головой покачал. У нас дома пуговицы хранились точно в такой же коробке с Дедом Морозом на крышке! Только у нас коробка поновей, а эта уже довольно облупленная.
Но я не на коробку смотрел, а на книгу. Название у нее было очень интересное, но не для слабонервных, честное слово! «Синдром диссеминированного внутрисосудистого свертывания крови в акушерской практике. Практическое руководство». У кого же это хватало силы разума разбираться в диссеминированном внутрисосудистом свертывании крови? Или хотя бы понимать, что значат эти слова?!
Я открыл книгу и на титульном листе увидел аккуратную надпись: «Из книг Фаины Демидовой».
Что?!
Мою бабулю зовут Фаина Даниловна Демидова.
Значит, акушеркой была никакая не прабабка, а моя бабуля?!
Мамина девичья фамилия тоже Демидова. Она стала Лесниковой, когда вышла замуж за моего отца.
Выходит, кого из двух младенцев оставить в живых, выбирала не какая-то неведомая прабабка, а моя дорогая бабуля?!
Почтальон назвал виновницу смерти детей старой ведьмой.
В этом году бабуле исполнилось пятьдесят шесть, это я точно знаю: мы ее недавно поздравляли, звонили в Екатеринбург. Я понимаю, конечно,
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
