об унылых буднях дебреценской гимназии.
Виктор слушал его затаив дыхание, а под конец грустно покачал головой:
— Ах, как бы я хотел оказаться там, на твоем месте!
— Но сейчас-то я здесь, — вздохнул Миклош. — Нищий бродяга, у которого вся надежда на господина Барберри.
— В таком случае, я думаю, ты не пожалеешь, что связался с бродячими комедиантами! — воскликнул Виктор, воодушевляясь. — У нас хорошие перспективы на будущее, много интересных планов. Вероятно, завтра мы покинем эти края, чтобы через какое-то время вернуться на родину богатыми людьми. Ты же видел папу. Он буквально сам не свой!
— Да, верно, — кивнул Миклош. — Я как раз и хотел спросить, что произошло с господином Барберри. Его невозможно узнать.
Виктор улыбнулся.
— Теперь ты здесь уже свой человек, и я могу тебе сказать, что нам привалила большая удача. Недавно к папе после представления подошел солидный господин, назвавшийся полковником Симичем из Македонии[12]. И спросил, не хотел бы он со своим цирком поехать на гастроли в Болгарию, Румынию или Турцию. На что папа ответил: «Господин полковник, я много чего хотел бы на этом свете, но мне мешает одна маленькая закавыка: отсутствие денег…» Тогда полковник Симич сказал, чтобы папа не беспокоился о деньгах, так как он, Симич, ангажирует нашу труппу и готов незамедлительно выдать аванс. Но при этом выдвинул условие: весь путь мы должны проделать на корабле.
— На корабле? — удивился Миклош. — Я, правда, не очень силен в географии и все-таки знаю, что отсюда морским путем в Македонию не попасть.
— На самом деле все очень просто, — отмахнулся Виктор. — Полковник обещал позаботиться о корабле, который доставит нас к берегам Далмации[13].
Миклош задумчиво почесал в затылке.
— Что ж, мне, по большому счету, безразлично, куда ехать. Главное, чтобы вместе с вами.
— Полковник дал папе денег, — продолжал Виктор. — И довольно приличную сумму. Так что он с тех пор постоянно сидит в «Золотом фазане» и играет в домино с господином Густавом. И даже принял в нашу труппу еще двух человек. Ты третий… Да, а полковник поставил также условие, чтобы мы ничего кроме кибиток с собой не брали. Никакого багажа. Потому что ему нужен корабельный трюм.
— Странный человек этот ваш полковник, — заметил Миклош.
В этот момент раздался сильный стук в дверь.
— А вот и он, — сказал Виктор. — Легок на помине. Он считает, что все кроме него глухие.
Дверь распахнулась, и на пороге появился чернобородый великан в черном макинтоше нараспашку. Его смуглое лицо было испещрено множеством шрамов, свидетельствующих о том, что этот человек уже давно принял боевое крещение и с тех пор не единожды побывал на полях сражений.
— Где господин директор? — спросил он на ломаном венгерском.
— Папа в «Золотом фазане», господин полковник, — услужливо ответил Виктор.
Полковник покосился на незнакомого юношу.
— А это кто такой?
— Это наш новый артист. Воздушный гимнаст и наездник.
Полковник смерил взглядом ладную фигуру Миклоша и одобрительно кивнул. После чего изобразил прощальный жест и грузно потопал через двор к выходу.
— Занятный субъект! — промолвил Миклош. — Знаешь, он мне кое-кого напоминает… Из одной книжки. Вылитый атаман разбойников. Не хватает только пистолетов и кинжалов за поясом.
Виктор развел руками.
— Я то же самое сказал папе и предупредил, что надо остерегаться этого человека. Но он отмахнулся и заявил, что готов заключить союз с самим дьяволом, если это принесет деньги.
В дверь снова постучали, но как-то робко, чуть слышно, — в отличие от предыдущего посетителя. И на пороге появилась молодая женщина в розовом платье и широкополой шляпе.
— Я ищу господина директора, — сообщила она, раскусывая ослепительно белыми зубами тыквенное семечко.
— Он в «Золотом фазане», мадемуазель, но скоро придет, — сказал Виктор. — Если у вас что-то срочное, сходите туда.
— Да ладно, — пробормотала женщина.
Она стояла на пороге и так сосредоточенно грызла тыквенные семечки, что казалось, будто ничего кроме этих семечек ее не интересует.
— Мадемуазель, — нарушил молчание Виктор, — позвольте представить вам нашего нового коллегу, господина Миклоша Касони.
Дама в розовом сделала изящный книксен.
— Л’Эстабилье. Наездница-вольтижерка. А вы? Работаете на канате?
— И на канате, и на лошади, — ответил Миклош, краснея от смущения.
Она бросила на него оценивающий взгляд.
— Вы так молоды! Новичок, наверное? Я-то давно работаю. Десять лет уже. Три раза ломала правую ногу, два раза левую… Что поделаешь! Искусство требует жертв!
Виктор галантно уступил ей свою табуретку. Она села и больше не проронила ни слова, грызя тыквенные семечки, которые одно за другим вынимала из ридикюля, и рассеянно глядя куда-то в пространство. Когда семечки закончились, она принялась за арахис. И только исчерпав все свои запасы, поднялась с места и бесстрастно известила:
— Я зашла, чтобы узнать, когда мы наконец поедем куда-нибудь. Сколько можно ждать? Барнум и Бейли опять предложили мне контракт. Так что уйду я от вас.
И она двинулась через двор к выходу, но тут же вернулась в сопровождении седобородого мужчины могучего телосложения.
— К вам Громобой Иванович, — сообщила дама. — Он уже тоже потерял терпение. Ему хочется работать.
— Это наш силовой акробат, — пояснил Виктор в ответ на вопросительный взгляд Миклоша. — Он русский и на других языках не знает ни слова. Настоящий богатырь! Любые тяжести шутя поднимает.
Что бы ни говорила дама в розовом, Громобой Иванович вовсе не выглядел недовольным. Он флегматично поглаживал свою окладистую бороду и бросал пытливые взгляды на носки своих сапог, словно ожидая услышать от них что-то важное.
— Нет, я точно у вас не останусь! — пробурчала мадемуазель л’Эстабилье, после чего поспешно удалилась.
— Я слышу это от нее уже две недели, — заметил Виктор. — Папа уверяет, что мадемуазель не уйдет от нас, даже если он вознамерится ее уволить… Однако уже полдень. Пора бы пообедать. Громобой составит нам компанию.
Русский богатырь не понял, о чем идет речь, но с готовностью последовал за Виктором и Миклошем. Они пересекли грязный двор, свернули в узкий переулок и через пару минут уже входили в ближайший трактир.
Все трое заканчивали трапезу, когда дверь трактира с грохотом распахнулась и перед ними предстал взволнованный сверх всякой меры Цезарь Барберри.
— Ах вы, канальи! — вскричал он. — Вы тут преспокойно набиваете свои утробы и даже думать забыли о своем директоре, у которого забот больше, чем волос на голове!
И он снял цилиндр, чтобы продемонстрировать все еще довольно пышную шевелюру. А тем временем трактирщик, по всей видимости уже знакомый с господином Барберри, поставил перед ним большой бокал вина. Директор залпом осушил его и, переведя дух, выпалил:
— Мы отплываем сегодня вечером!
