ждали.
Пес медленно вылез из тесной дыры, потянулся, на всякий случай вздыбив на спине шерсть, и, ничего не подозревая, легким наметом пустился вдоль забора. Это был не пес, а целый волкодав. И был он с придурью. Хозяин держал его на привязи, и, спущенный с цепи, он делался ненормальным. На всех бросался, даже на батраков и поденщиков Вартазара, если они попадались ему.
Хотя он и уложил шерсть на спине, но настороженно оглядывался по сторонам. Часто-часто дышал, до самой земли свесив длинный язык.
Мы обмерли. Сейчас он вынюхает нас — и поминай как звали.
Проходя мимо Арфик, старый волкодав с обрезанными ушами поднял клыкастую морду с отвисшей нижней губой и на миг замер. Но нюх все-таки изменил псу, и он проследовал дальше.
Когда собака скрылась за углом, мы снова бросились к забору. Арфик едва дышала.
Но вот она бесшумно спустилась во двор. Проворчали ржавые петли калитки. В доме редко пользовались ею.
Аво первым прошмыгнул во двор и через минуту выскочил оттуда на белом аргамаке пристава. За ним показался Сурен, ведя на поводу вороного жеребца. Мне достался конь самого Вартазара.
Арфик все-таки успела сорвать на заборе большую горсть черешен и теперь, первой вскочив на спину коня, стреляла косточками то в дрожмя дрожащего Сурена, то в Варужана, которому никак не удавалось вскарабкаться на неоседланную лошадь.
Вот так Арфик, пуганая воробьиха! Она даже повесила себе на уши две парные, сросшиеся черенками черешни, и теперь они сверкают в темноте из-под косиц, как серьги, яркими огоньками.
Когда мы все были на конях, волкодав Вартазара запоздало залился гулким свирепым лаем.
Аво выхватил саблю:
— За мной! Вперед!
Гоночный азарт сиял на маленьком суровом лице брата.
Гиканье, стук копыт, лай собак сразу заполнили село. Выскочив за околицу, мы пустили коней вскачь.
Позади прогремели выстрелы.
— Не поддавайся, ребята, скачи! — кричал бесстрашный Аво, несясь впереди. — Все равно порка будет!
Еще долго, пока мы скакали по разбитому проселку, заросшему сурепкой, взлаивая, казня себя за упущенное, совсем одурев от лая и бега, бежала за нами собака Вартазара.
*
В этот вечер нас уложили спать раньше обычного. Так велела бабушка. На очаге булькал танов с настоящей пшеничной приправой, — и еще хотят, чтобы мы спали!
Как бы худо-бедно не жили, всегда можно наскрести горсть зерна на похлебку. Если, конечно, в доме такая бабушка, как наша: на редкость скрытная и большая скупердяйка. Дай ей волю, она вообще голодными уложит нас спать. Такая у нас прижимистая, несознательная бабушка!
Пока мы честили бабушку, насылая на нее всякие беды, из гончарной вернулись дед и отец. Подали ужин, бабушка разливала, а мать подавала миски, наполненные дымящимся варевом. Все принялись за еду. Только бабушка ни к чему не притрагивалась.
— Как ты думаешь, Аво, найдут они коней? Ведь все-таки далеко угнали…
— А ты уж пожалел? — зашипел Аво. — Пускай бегают. После такой сытной еды им не мешает немного поразмяться.
Все ели молча.
— Дочь Наури, — наконец нарушил тишину дед, — в каком это Священном писании говорится о посте в июне? Что-то я запамятовал…
Бабушка, казалось, только этого и ждала.
— Тебе только шутки шутить, а что щенята твои пустодомами растут, на это тебе наплевать! — сказала бабушка, презрительно посмотрев на деда.
— Какие пустодомы? Что ты городишь, старая?
— Вот видишь, ты даже не знаешь, что у тебя под носом творится! — злорадствовала бабушка.
— Под носом? — хитро усмехнулся дед. — Под носом у меня въедливая жена, которая не дает людям спокойно поесть.
— Слушай, Оан, — вздохнув, сказала бабушка, — который раз тебе говорю: дети наши от рук отбились. Вчера опять Согомон-ага грозился прикончить их, если они будут лазить в его сады. День-деньской болтаются без дела, шалопайничают. А всем заводила — Авет. Ты спроси их, что они натворили сегодня вечером!
Я толкнул Аво в пятку.
— Выходит, бабушка знает, — шепнул я.
— Чего ж ей не знать? Недаром все время на крыше торчит.
Аво вздохнул:
— Да, танова нам попробовать не придется…
— Что танов? Хорошо еще, если не вздуют.
— Ну уж этого не будет. Убегу, если что. Не маленькие!
— Правильно, не дадимся! — согласился я.
— Шалопайничают? Это ничего. Было бы куда хуже, если бы они ничего не делали.
Это окончательно вывело бабушку из себя:
— Так чего же ты сидишь? Беги звони в колокола! Пусть придут и порешат с ними. Ведь это они угнали лошадей у Вартазара!
Дед как ни в чем не бывало продолжал есть. Через минуту он протянул бабушке пустую чашку. Бабушка, ворча, взяла ее и снова наполнила. Некоторое время все ели молча.
— Разве я не прав, дочь Наури? — начал опять дед, но уже сбавив тон. — Разве будет больше чести, если наши дети слюнтяями вырастут? Запомни, жена: на смирного осла двое садятся.
Бабушка молчала.
Отец с матерью, переглядываясь, сдержанно улыбались, как всегда, когда старики ссорились, потому что они и ссориться-то как следует не умели. Стоило деду повысить голос, как тотчас же сдавала бабушка, но если кричала бабушка — молчал дед.
Вот и теперь: не успела разыграться ссора, как дед уже искал примирения:
— Дочь Наури, а помнишь, как я снял пулей соломинку с забора? Ты еще девочкой была, и ты полюбила меня за это. Ты даже песню пела. Помнишь, как это ты ловко сочинила…
Красноречие деда прервала брань, ворвавшаяся с улицы. Кто-то ломился во двор.
Дед поспешно вытер руки о полы чухи и вышел. За ним поднялся отец. Со двора доносились голоса.
— Пусть будут светлыми твои дни, ага! В толк не возьму, о каких лошадях ты толкуешь? — говорил дед. — Можешь проверить — спят, как ангелы.
У меня похолодело внутри.
— Вартазар! Давай убежим! — дернул я за ногу Аво.
— Куда бежать? Спи.
Дверь распахнулась, и на пороге появился Вартазар с камчой [22], зажатой в руке. Он еле держался на ногах.
Мы закрыли глаза и дружно захрапели. Вартазар подошел, даже потрогал нас камчой.
— Ошибка вышла, сосед, — вымолвил он одеревеневшим голосом.
— Ничего, бывает, — посочувствовал ему дед. — У враля, говорят, сгорел дом, и никто ему не поверил. Дурная слава на ягнят моих легла. Оттого в них и шишки летят.
— Но я найду, я так не оставлю! — снова завопил Вартазар. — Чтобы при таких знатных людях мне в лицо плевали…
— Надо как следует наказать, — поддержал дед. — Нехорошо, когда при людях плюют в лицо…
Вартазар ушел.
Дед проводил его до ворот. Через минуту вернулся обратно.
— Ушел, отродье сатаны! — вздохнул дед, плотно прикрывая за собой дверь.
Только сейчас бабушка, растопырив
