– Вот, значит, как… – Положив вилку на стол, отец откинулся на спинку стула.
– Па, ты действительно неважно выглядишь, – повторил я.
– Ты явился в мой дом, чтобы говорить мне гадости? – проворчал отец в притворном гневе. – Я выгляжу потрясающе. – Он согнул руки в локтях, напрягая мускулы, и выпятил грудь, но я не засмеялся, и отец отмахнулся от меня так, словно я вообще не понимал шуток. – Я старею, Бенито. Просто тебя рядом не было, чтобы это заметить. А чувствую я себя хорошо. Очень хорошо, – ударил он себя в грудь кулаком. – Никаких жалоб. Лучше расскажи мне об Эстер.
– Нет, па, это ты мне о ней расскажи. У меня сложилось впечатление, будто ты знаешь чуть больше, чем говоришь.
– Она… тебя ждала? – спросил отец, проигнорировав мой призыв. – В твоем отеле? Это небезопасно. – Его брови сдвинулись к переносице.
– Она дожидалась меня в вестибюле. Судя по всему, это Ральф ей сболтнул, кто я такой и где меня найти.
– Говоришь, Ральф? – еще сильнее нахмурился отец.
– Ральф, Пит или кто-то из охранников.
– Так ты расскажешь мне о вашей встрече или нет? – сказал отец, разрезая стейк.
– Она хочет, чтобы я ей помог.
– Написал песню?
– Нет, стал ее менеджером.
Нож застыл в отцовской руке.
– Что это значит?
– Это значит, что она хочет, чтобы я сделал ей карьеру. Нашел ей работу.
– Надо же… Она тебе понравилась?
– Да. Но… Па, что, черт возьми, происходит? Кто эта девушка? Только не говори мне, что ты не знаешь. Иначе я заподозрю тебя в склонности к чудачествам.
– Я когда-нибудь рассказывал тебе, как познакомился с твоей матерью? – спросил отец.
Я вздохнул и сунул в рот кусок мяса. Я никогда не подозревал отца во лжи, но – разрази его гром! – он всегда поступал так, как ему вздумается. И редко соизволял объясниться. А если и давал объяснение, то подходил к нему порой весьма извилистым путем.
– Рассказывал, – ответил я. – Ты познакомился с мамой, когда начал работать на Сэла.
– Да. Но она уже знала, кто я такой.
– Потому что она видела твои бои, – сказал я именно то, что отец ожидал от меня услышать.
– Верно. Она видела, как я дрался. На улице. Мы устраивали собственные бои прямо под открытым небом. Люди делали ставки, и мы дубасили друг друга, пока не заявлялись копы. А потом делили выигрыш. Джулиана видела, как я эффектно проигрывал.
Я нахмурился. Это было что-то новенькое.
– Я думал, ты проиграл лишь Бо Джонсону.
– Так оно и было. Но до того как Бо свалил меня на ринге, он не раз уделывал меня на улице. В молодости и я его порой побеждал. Бо был проворнее меня, но я умел держать удар и продолжал биться. Я не боялся его. А Бо не боялся меня. Мы чуть не покалечили друг друга, прежде чем сообразили, что можем работать на публику вместе. Оттачивать свои навыки и при этом получать нехилые деньги.
– Я этого не знал. Я думал, что вы встретились после войны. После того как ты уже стал чемпионом.
– Нет-нет. Я знал Бо Джонсона задолго до этого. Мы оба родились и выросли в Гарлеме. Мы вроде как присматривали друг за другом. У Бо была своя банда. У меня своя. Ирландцы, евреи, итальянцы, негры. Разные районы держали разные группировки. С тех пор мало что изменилось. Но некоторые улицы объединяются. Границы районов смещаются. И с нами тоже так произошло. Выбор был один – остановиться или же поубивать друг друга. Мы с Бо поладили. Не скажу точно почему. Но мы поладили. Он стал моим другом. Хорошим другом… Я любил его…
Моя вилка зависла над тарелкой, а глаза уставились на отца. Меня не удивила его сентиментальность. Я удивился его признанию. Отец любил сильно, но избирательно. И всегда тихо. Он был человеком действия, не склонным обнажать свои чувства.
– А потом разразилась война, – продолжил отец, проигнорировав мой взгляд. – Я уехал во Францию. Бо отправился в Техас. Я не виделся с ним довольно долго. Бо подписал контракт с промоутером; мне удалось остаться в живых и вернуться домой. В нашу новую встречу в Гарлеме он отобрал у меня титул. Остальное ты знаешь. – С тяжелым, медленным вздохом отец отодвинул тарелку в сторону; он съел всего несколько кусочков.
– На самом деле остального я не знаю. Мы не разговаривали с тобой о Бо Джонсоне со смерти мамы.
– Но ты его все еще помнишь?
– Конечно. Разве можно такое забыть?
С новым вздохом отец потер горбинку на носу. У меня такая же, и я точно так же ее тру.
– Ты знаешь… это забавно, – произнес я. – Я не могу забыть Бо Джонсона с той самой, последней, ночи. И вот мы здесь… разговариваем о нем впервые за двадцать лет.
– Никто больше не вспоминает о Бо Джонсоне, – пробормотал отец. – А следовало бы. Он был лучшим.
– Но что же с ним случилось, па? Почему он пришел сюда в ту ночь? Он сказал мне не болтать… и я не болтал. Никогда и ни с кем. Я слышал тогда разные истории. О нем. О Сэле. О какой-то женщине.
Но практически ничего не понял. Я знал одно: я дал слово не болтать и не нарушил его. Я почти совсем его забыл. Но когда услышал пение Эстер… эту низкую раскатистую мощь… я вдруг подумал о Бо Джонсоне. У него был голос, как у Бога.
– Да. Верно. – Отец улыбнулся, словно вдруг и сам услышал этот голос. – У него был голос Бога и соответствующее самомнение. Бо спутался с одной женщиной, с которой ему не следовало связываться. Ее звали Мод Александер.
Я снова занялся едой в надежде, что отец продолжит рассказ. Минуту спустя он действительно заговорил, но ограничился лишь самой сутью, опустив все подробности. Фигурально выражаясь, кинул мне обглоданные кости.
– Ты никогда не слышал о Мод Александер? – уточнил он для начала.
Я помотал головой.
– Ее дед по материнской линии, Тадеуш Морли, был одним из первых в стране миллионеров. Он занимался строительством мостов и железных дорог. И сколотил свое состояние бок о бок с Корнелиусом Вандербильтом. Даже особняк себе выстроил с ним по соседству, на Пятой авеню. Но это было давно. Сейчас этого особняка уже нет… как и большинства членов семейства Морли. Отец Мод, Рудольф Александер, был бутлегером. Он использовал деньги Морли и их железные дороги для торговли своим контрабандным спиртным. Во времена сухого закона Рудольф сорвал приличный куш, но еще больше денег заработал во время Второй мировой. Если ты контролируешь движение товаров, ты правишь миром. А потом Рудольф стал заигрывать с профсоюзами. У него диплом юриста, которым он повсюду размахивает, и он достаточно умен, чтобы заставить простого работягу поверить, будто он на его стороне. Рудольф даже пару раз баллотировался в президенты как представитель гласа простого человека. Только он никогда не был рядовым гражданином, – кисло ухмыльнулся отец.
