глядя на нее, как бы желая что-то понять, сказал:
— Вот к чему привело его хозяйничанье. Энженьо совсем захирело. Какое оно было при капитане Томасе, таким и осталось по сей день. Жернова ворочают мулы, это в наше-то время!
— Вы, мастер, раньше работали на сахароварне?
— Нет, я там никогда не работал. Жозе Сезар из Гойаны — он был хозяином моего отца — как-то раз предложил мне туда пойти. Но я не пошел. Уж буду доживать век в своей лачуге.
Послышался чей-то крик:
— Флорипес!
— Это старик зовет? — спросил шорник.
— Да! Он очень носится с Флорипесом. Ведь он его крестник, к тому же отлично читает молитвы. Целый вечер они торчат всей семьей в молельне и распевают псалмы.
С утра до вечера мастер Жозе Амаро работал в каретном сарае. Упряжная сбруя никуда не годилась: все сгнило, перетерлось. Поначалу он сразу же хотел отказаться и вернуться домой. Не было ни кожи, ни материала для ремонта коляски. Хозяин энженьо ничего не давал. Но в конце концов он остался. В глубине души ему нравился полковник Лула, хотя и казался малость тронутым. Мастер принес из дома все, что было необходимо, и занялся приведением в порядок парадного кабриолета полковника. Во всяком случае, коляска полковника Лулы снова загремит на дороге: она выглядит поважнее серой лошади полковника Жозе Паулино. Эта мысль немного утешила шорника, который был в обиде на Жозе Паулино, этого очень богатого помещика, который смеет кричать на него, как на невольника-негра. Ему нравилось, что Лула де Оланда с гордым видом разъезжает в кабриолете, запряженном парой лошадей. Старик был чертовски тщеславен и чванлив. Мальчишка ушел, и мастер остался один со своими мыслями, которые постепенно стали выкристаллизовываться. Никто не понимал обитателей каза-гранде. Дона Амелия любила играть на рояле. Это тоже давало удовлетворение шорнику. Ну как же, рояль в доме полковника. Единственный рояль в этих краях. В Гойане хозяйка энженьо играла на рояле. И здесь играла хозяйка — дона Амелия. К тому же старый Жозе Паулино был женат на дочери майора Жоана Алвеса из Итамбэ, женщине, которая в подметки не годилась доне Амелии. Когда хозяйка Санта-Фе выезжала в своем кабриолете, она выглядела владелицей всех этих земель, по которым катилась коляска. Негритянки ее недолюбливали, потому что она не судачила с ними на кухне и не желала слушать их сплетен. Дона Амелия и кабриолет полковника Лулы были для шорника той силой, которую он мог противопоставить полковнику Жозе Паулино. Что собой представляли эти люди? Старый Лула всегда носил галстук и никогда не ходил пешком. Его дочь воспитывалась у монахинь в Ресифе. А здесь, в хаза-гранде, жила сумасшедшая сестра доны Амелии, которая целыми днями беспрерывно ходила по дому. Еще был у них рояль. Больше никто ничего о них не знал. В гостиной было много картин, висело зеркало в человеческий рост, лежали на полу ковры. Старый Лула никогда не открывал здесь окон и всегда держал запертой гостиную, в углу которой стоял рояль доны Амелии. На какие средства жили эти люди? Урожай в Санта-Фе не давал и сотни сахарных голов. Поговаривали, что старик каждый год ездит в Ресифе разменивать золотые монеты, которые капитан Томас оставил дочери в наследство.
— Флорипес, Флорипес!
Это полковник Лула звал негра, прислуживавшего ему в молельне. Жозе Амаро почему-то вдруг подумал о своей дочери: ей уже тридцать, а она ведет себя как маленькая девчонка. Ее жизнь чем-то напоминает жизнь обитателей каза-гранде. Его Марта походила на этих людей. Коляска полковника станет настоящей игрушкой, после того как он подкрасит колеса, все починит и приведет ее в порядок. Солнце, наверно, уже село. Он заметил, что скот полковника Лулы вернулся с пастбища. Мастер встал, чтобы размять затекшие ноги, вышел во двор. Перед домом сгрудился скот: три коровы, десяток волов, несколько телят. Вот и все, что имелось у полковника. Куда ему до богатого хозяйства Санта-Розы! Мастер собрался домой. Он уже был на пороге, со шляпой на голове, когда к нему подошел негр Флорипес.
— Добрый вечер, сеу мастер. Вы уходите?
— Да, мне пора.
— Дело в том, сеу мастер, что полковник послал меня поговорить с вами насчет капитана Виторино.
— О чем же это, сеу Флорипес?
— Капитан Виторино повсюду болтает, будто вы будете голосовать против полковника Жозе Паулино. Крестный велел сказать вам, чтобы вы поостереглись.
Жозе Амаро ответил не сразу. Желтое лицо его стало восковым.
— Сеу Флорипес, передайте полковнику, что мастер Жозе Амаро — свободный человек и голосует, за кого хочет. Мой кум Виторино говорил мне что-то о выборах, но я ничего не понял из его болтовни. Я не пойду за этим сумасшедшим.
Солнце клонилось к закату. Флорипес выглядел спокойным и немного печальным. Послышался колокольный звон.
— Это час «Аве Мария»[14], сеу мастер. Мой крестный будет сейчас молиться.
Жозе Амаро пошел домой. Он постоял немного у высокой стены энженьо, смотря на выщербленные дождями кирпичи. Они казались ему кровавыми ранами. Взглянул на низкую дымовую трубу, на распахнутую топку котла, на берег реки, на грязную лодку. Вспомнил Амаро те времена, когда еще был жив капитан Томас. Отец часто рассказывал ему, как рубили сахарный тростник, как выжимали его на сахароварне, варили и очищали. Много сахара здесь вырабатывали. По дороге проехали десять повозок полковника Жозе Паулино, груженных шерстью; они направлялись к станции. От скрипа колес болели уши. Двадцать упряжек быков, десять погонщиков, пятьдесят мешков шерсти. Богатство поместья Санта-Розы раздражало шорника. Там, на каза-гранде полковника Лулы, написана дата: «1852». Еще во времена капитана Томаса. Однако какое ему в конце концов дело до всего этого? У него своя семья, о которой он должен думать. Мастер торопливо зашагал домой. На повороте он еще раз оглянулся и увидел, что в каза-гранде зажгли свет. Но что ему за дело. У него свой дом и дочь, о которой надо заботиться. Ехавшие одна за другой повозки из Санта-Розы прорезали глубокую колею. Откуда-то доносилась кантига[15]; она звучала надрывно. Мастер понуро брел под кажазейрами. Мысли о дочери не давали ему покоя. Затем он вспомнил слова полковника, которые передал ему Флорипес. Почему тот не зашел поговорить с ним сам, а послал этого негра? Чванливый старик. Ни разу не попросил отдать ему свой голос, никого не посылал поговорить с ним об этом. А сейчас, видно, поверил болтовне этого сумасшедшего Виторино. Нет, он больше не станет работать в Санта-Фе. Уйдет оттуда, но помыкать собой не позволит. Около
