Ну мы же взрослые люди все-таки. Разве мы не можем позволить себе какой-то агатик? Ну не начинай.
— Ну это ж так прикольно было бы! Украшение из Антарктиды… — и они пошли вперед, шушукаясь и заговорщицки переглядываясь.
Следить за их поведением времени не было, но и разгребать потом последствия тоже не очень хотелось. Вся надежда была на Свету. Она хоть и спелась с Танюхой и подыгрывала ей, но все-таки мыслила трезво, что не могло не радовать. А камушки действительно необычные: даже без обработки их грани были очень интересными — я бы и сам залип. Но вокруг была еще масса всего неизведанного и куда более интересного.
С погодой нам очень повезло — бывает, за всю экспедицию туристы не получают даже солнечного часа, а у нас весь первый день пригревало солнышко. Именно пригревало, а не просто светило. После часа прогулки я осмелел и преисполнился впечатлениями настолько, что скинул футболку и решил позагорать. Топлес! В Антарктиде! У меня просто случился когнитивный диссонанс: с одной стороны — вокруг айсберги и льды, с другой — а почему так жарко?! Мне казалось, в середине дня на солнце около 15 градусов точно было.
Я ожидал дикого холода, потому что однажды уже замерзал до изнеможения на полюсе. Только на Северном.
В конце 2008-го, когда свернул свой юридический бизнес, отмечал начало нового этапа в жизни с двумя приятелями (один из Москвы, второй — из Чикаго), предложив им рвануть куда-то на Новый год, который вот-вот должен был наступить. На следующее утро мы выехали в Лапландию. Именно выехали, поскольку как раз пришло из Америки новое авто — полноприводный джип, и я решил его испытать — проехать несколько тысяч километров через Беларусь, Россию и Финляндию до самого Ледовитого океана, к мысу Нордкап. Именно та зима выдалась самой лютой на моей памяти — даже в Киеве снегопадами завалило машины чуть ли не до самой крыши. А там, в тундре, просто жестило — порывами ветра машину срывало с дороги, терялось управление, вырубался gps, за окном было минус 54. Каждый час по местному радио передавали штормовое предупреждение и настаивали на том, что выходить из дома опасно для жизни. Мы этого не знали — радио не работало, мы рубились вперед.
Слабо понимая, что ждет впереди, даже не останавливались — делать передышки на обжигающем морозе как-то не улыбалось, поэтому ютились в машине. Когда наконец проехали к острову по известному подводному тоннелю в Ледовитом океане, выйти из машины на улицу было уже невозможно — снесло бы вместе с дверью. Вдали сквозь белую завесу я разглядел большой навес и решил на время укрыться там. Оказалось, военный аэродром — не положено, но норвежцы понимали, что нам просто негде спрятаться от непогоды, разрешили запарковать машину и пересидеть худшее тут же в их каморке.
За благодарностью полезли не в карман, а в багажник — там хранилась сокровищница с целым ящиком украинской перцовой водки. Увидев дары, норвежцы поняли, что точно в нас не ошиблись. Буран был долгий, водки много — успели обсудить все особенности северной жизни.
— А мы тут занимаемся доставкой, — начал уже раскрасневшийся норвежец Ян. — У нас с Землей Франца-Иосифа контракт, доставляем туда все необходимое раз в неделю-две. Снабжаем полярников.
— Ого, это интересно! — встрепенулся я. — А когда летите?
— Да вот, — показал Ян рукой на окно, — сегодня распогодится — и завтра полетим.
Против перцовки, хорошей взятки и нашего обаяния правильные норвежцы устоять не смогли (наш человек и мертвого уговорит — проверено на практике!) и наутро взяли нас с собой в самолет. Выгрузившись на Землю Франца-Иосифа, мы поняли, что одеты «слегка» не по погоде — в джинсики, джемперы и ботиночки; мы тряслись, как не застывшее в холодильнике желе.
— Михалыч, это че за дебилы прилетели? — кивнул на нас русский полярник, приняв за норвежцев.
— Мы, — заметил я, — не дебилы. Просто путешественники. Но не подготовились.
Федорыч с Михалычем принялись извиняться и одевать нас, и чтобы закрепить свои извинения — снова пришлось пить. Много, часто — как полагается у полярников. Спустя три часа ехать обратно никто уже не собирался.
— Оставь нас здесь, Ян, — обнаглев, попросил я норвежца, — через пару дней все равно прилетать будешь — и заберешь.
— Вы чего, совсем крейзи? — Ян хоть и проработал полжизни с русскими, для которых «запрещено» — значит «можно, но осторожно», однако все еще не смирился с нашим славянским менталитетом. — Мне и так выговор светит, что я вас сюда привез без разрешения, куда еще оставлять?!
Второй круг уговоров, новые взятки и бутылочки — сработало, остаемся. Два дня будем жить практически на Северном полюсе! Но аппетит уже разыгрался — «практически» не считается, раз так далеко уже забрались, — надо держать курс до самого полюса. Уже в хлам готовые Федорыч с Михалычем сдали, что есть некий Степа — старпом атомного ледокола, который раз в месяц ходит к полюсу.
— Звони, — сказал я, — любые деньги. И не говори мне, что деньги тут не решают.
— Ладно, — кивнул довольный Михалыч, уже чуть ли не открыто потирая карман, — помогу вам поверить в новогоднюю сказку.
И вот, сунув очередную взятку, будто проводнику в поезде, в кабине стаффа на борту бывшего атомного советского ледокола «50 лет Победы», ровно первого января 2009-го мы двинули прямиком к могучему Северному полюсу. Меня так это шарахнуло! Будто ты — мячик на поле для гольфа, подходит к тебе человек с клюшкой и ка-а-а-ак вмажет по голове — это путешествие окончательно вытряхнуло меня из границ моего понимания и реальности. Было страшно, рискованно, опасно — сумасшедший, иногда даже глупый и пьяный авантюризм, но он сработал. Поставил точку на моем двухгодичном выходе из бизнеса и открыл глаза: смотри, как в мире бывает — он сам делает все, чтобы ты его изучал. Просто успевай хватать возможности. И ничего не бойся.
В Арктике я изнывал от холода, продувающего насквозь ветра, ежился в углу кабины, и меня так трясло, что даже водка не помогала. Вспоминая те самые холодные сорок восемь часов моей жизни, к экспедиции в Антарктиду я уже как следует подготовился — месяцами тащил за собой кучу зимних теплых вещей. И вот теперь стоял тут полураздетый и загорал, подставив бородатое лицо теплым солнечным лучам. Это стоило того.
Удивительно… Но слишком долго топлес решил не оставаться — из опасения забрать лавры эпатажной Татьяны.
Во время первой высадки (как, в принципе, и любой) наша компашка была центральной.
