class="p1">На кухне я опустился перед Радар на колени и потрепал её по щекам. Она внимательно смотрела на меня, навострив уши.
– Я не могу остаться, но я оставлю свет и вернусь завтра утром, чтобы покормить тебя. Хорошо?
Она заскулила, лизнула мою руку, а затем подошла к своей миске. Та была пуста, но Радар пару раз лизнула миску и посмотрела на меня. Намёк был ясен.
– Теперь только утром, – сказал я.
Она улеглась и положила морду на лапу, не отводя от меня взгляда.
– Что ж…
Я подошёл к банке с надписью «ПЕЧЕНЬЕ». Мистер Боудич просил не давать мяса и всяких закусок, но я решил, что он имел в виду «не давать мясных закусок». Семантика – прекрасная штука, не правда ли? Я где-то слышал или читал, что у собак аллергия на шоколад, поэтому взял ореховое печенье, отломил кусочек и предложил его Радар. Она понюхала его, затем осторожно взяла из моих пальцев.
Я сел за стол, за которым делал уроки, размышляя, можно ли мне уйти. Радар всё-таки была собакой, не ребёнком. Может, ей и не нравилось оставаться одной, но она не собиралась заползать под раковину и пить отбеливатель.
Зазвонил мой телефон. Это был папа. «У тебя там всё в порядке?»
– Да, но хорошо, что я пришёл. Я оставил собачью дверь незапертой. Она вышла, когда услышала меня. – Не стоило ему говорить, что увидев тень, я на секунду представил кричащую в душе Джанет Ли, пытающуюся увернуться от ножа.
– Ты тут ни при чём. Невозможно обо всём помнить. Идёшь обратно?
– Скоро буду. – Я видел, как Радар смотрит на меня. – Пап, может, мне стоит…
– Плохая идея, Чарли. Тебе завтра в школу. Она уже взрослая и ночью с ней ничего не случится.
– Конечно, я знаю.
Радар поднялась, и наблюдать за этим процессом было немного больно. Припадая на задние лапы, она ушла в темноту гостиной.
– Я посижу ещё немного. Она хорошая собака.
– Ладно.
Я закончил разговор и услышал тихий писк. Радар вернулась с игрушкой в зубах. Мне показалось это обезьянка, но она была так изжёвана, что трудно было сказать. Я всё ещё держал телефон в руке, поэтому сделал фото. Она поднесла игрушку и бросила возле моего стула. В её глазах читалось, что я должен сделать.
Я легонько кинул игрушку через комнату. Радар похромала за ней, подняла, заставила пискнуть пару раз, показав, кто здесь босс, и принесла назад. Она бросила игрушку рядом с моим стулом. Я представил Радар молодой, более упитанной и гораздо более проворной, бегущей за этой несчастной потрёпанной обезьянкой (или её предшественницей) во всю прыть. Как тогда, когда она якобы кинулась на Энди. Теперь дни её активности остались в прошлом, но она старалась изо всех сил. Я мог представить, о чём она думала: «Видишь, как у меня хорошо получается? Не уходи, я могу заниматься этим всю ночь».
Только она не могла, а я не мог остаться. Папа хотел, чтобы я вернулся, и я сомневался, что я хорошо высплюсь, оставшись здесь. Слишком много таинственных скрипов и тресков, слишком много комнат, где может прятаться всё что угодно… и подкрадываться ко мне, как только погаснет свет.
Радар принесла пищащую обезьянку назад. «Хватит, – сказал я. – Отдохни, девочка».
Я направился в коридор, но тут мне пришла в голову одна мысль. Я пошёл в тёмную комнату, откуда Радар принесла свою игрушку и пошарил в поисках выключателя, надеясь, что никто (например, мумия матери Нормана Бэйтса) не схватит меня за руку. Выключатель издал щелчок, когда я нащупал его и включил.
Как и кухня, гостиная мистера Боудича была старомодной, но опрятной. Там стоял диван, обитый тёмно-коричневым материалом. Казалось, что им нечасто пользуются. Судя по всему, чаще сидели в мягком кресле, стоящем посреди старомодного тряпичного коврика. Я увидел отпечаток, оставленный худыми ногами мистера Боудича. Через спинку была перекинута синяя хлопковая рубашка. Кресло стояло перед телевизором, который выглядел доисторическим. Сверху на нём стояла антенна. Я сфотографировал её на телефон. Я не знал, работает ли настолько древний телевизор, но судя по книгам, сложенным по обе стороны, многие из которых были в стикерах для заметок, вероятно, телевизор смотрели не часто, даже если он работал. В дальнем конце комнаты стояла плетёная корзина, доверху набитая собачьими игрушками, одно это говорило о том, как сильно мистер Боудич любил свою собаку. Радар пересекла комнату и схватила плюшевого кролика. Она принесла его мне с надеждой в глазах.
– Не могу, – сказал я. – Но я дам тебе это. Скорее всего, она пахнет твоим хозяином.
Я схватил рубашку со спинки кресла и расстелил на кухонном полу рядом с её миской. Радар обнюхала её и улеглась сверху.
– Умница, – сказал я. – Увидимся утром.
Я направился к задней двери, снова задумался, и принёс ей плюшевую обезьянку. Радар пожевала её пару раз, может быть, в угоду мне. Я отступил на пару шагов назад и сделал ещё один снимок на телефон. Затем я ушёл, не забыв запереть собачью дверь. Если она нагадит внутри, я просто за ней уберу.
Возвращаясь домой, я думал о желобах, несомненно забитых листьями. О некошеном участке. Дом отчаянно нуждался в покраске, но это было выше моих сил, зато я мог что-то сделать с этими грязными окнами, не говоря уж о покосившемся штакетнике. Но, учитывая приближающийся бейсбольный сезон, мне могло не хватить времени. Плюс Радар. Это была любовь с первого взгляда. Возможно, и для неё тоже. Если эта мысль покажется вам странной или банальной, или и то и другое вместе, могу только посоветовать смириться с ней. Как я и сказал отцу, Радар была хорошей собакой.
Ложась тем вечером в постель, я поставил будильник на пять утра. Затем написал мистеру Нэвиллу, моему учителю английского, что не приду на первый урок и попросил его передать миссис Фридлэндер, что могу не прийти и на второй. Сказал, что мне нужно навестить одного человека в больнице.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Визит в больницу. Сдавшиеся не побеждают. Сарай.
1
первых лучах света Психо-дом выглядел менее психо, хотя туман над травой придавал ему готический вид. Радар, должно быть, ждала меня, потому что начала колотить в запертую собачью дверь, как
