какие-то трубки, так что, даже если бы я говорил по-тайски, не смог бы спросить, для чего все это. Брали кровь на анализ — много раз; по ощущениям, я расстался едва ли не с литром крови. Мне проверили глаза, уши, рот и прочие места, куда могли залезть, — подробности опустим. Сняли швы с уха. Потом к нам заглянул еще один врач, осмотрел мне ноги, колени, плечи, бедра, локти, запястья, а под конец, как папа и обещал, занялся пальцами, смазав мне ногти какой-то мазью и забинтовав; потом он еще рассказал мне, как проводить эту же процедуру самостоятельно, но я не уверен, что хорошо его понял. Когда обследование закончилось, стрелка часов подошла к обеду, и я так устал, что был готов лечь в этой больнице в стационар.
Медсестра отвела меня в фойе, где я немедленно и заснул в довольно неудобном кресле. Там меня и разбудил Джош — когда за окном уже стемнело. Оказывается, он приехал давно и все это время проговорил с доктором By. Такой вывод я сделал, увидев у него в руках толстенную папку с бумагами — видимо, отчет доктора.
— Я буду жить? — зевнул я.
— Будешь, куда ты денешься, — сказал Джош. — Ты в отличной форме! Впрочем, чему тут удивляться, у тебя же мои и мамины гены. Однако нам надо торопиться, а то опоздаем на самолет.
Надо сказать, эта новость меня обрадовала — я уже едва ли не скучал по Чиангмаю, где наконец смогу отдохнуть.
Закупленное папой снаряжение ожидало нас в аэропорту, его охранял носильщик-гигант — такому в сумо выступать. Джош заплатил носильщику и покатил тележку к стойке регистрации, сказав мне:
— А летим мы тем временем в Катманду. Кажется, я ослышался.
— Ты сказал «Катманду»?
— Да, Катманду.
— Я думал, мы едем в Чиангмай.
— В итоге мы туда попадем,— сказал Джош, выкладывая снаряжение на багажный конвейер. — Но нам нужно сначала заглянуть в одно место.
Наверное, снаряжение, что купил Джош, предназначается кому-то из его знакомых в Катманду.
— И даже не в одно место, а в два, — добавил Джош, уложив на ленту последний ящик.
— И как оно называется? — спросил я.
— Эверест, — ответил папа.
Я посмотрел на него круглыми глазами. Когда альпинисту говорят, что ему предстоит заглянуть на Эверест, он реагирует так, как если обычному человеку сказать, что ему предстоит заглянуть в гости к богу.
Джош широко улыбнулся в ответ.
— Я не хотел тебе ничего говорить, пока не решил все проблемы. Сегодняшнее обследование было последним этапом. Ну, и еще китайская виза.
— Катманду же в Непале, — не понял я.
— Верно, — сказал Джош. — Но мы полезем не с юга, с непальской стороны, а с севера, из Тибета. Непальцы не разрешают включать в пермит* людей младше шестнадцати лет, поэтому непальская сторона для нас закрыта. А китайцам плевать: тебе может быть хоть два года, только деньги плати. Ну и плюс у меня там двадцать пять клиентов, которые ждут не дождутся...
— Погоди. Ты хочешь сказать, я иду на Эверест? В таком шоке я не был еще никогда в жизни.
— Ну, не знаю, сможешь ли ты взойти на вершину, — сказал он. — Но если ты попадешь туда до дня рождения, когда тебе исполнится пятнадцать, то станешь самым молодым человеком в мире, который сумел забраться выше восьми тысяч восьмисот сорока метров.
Джош получил посадочные талоны и направился к гейту.
Я шел за ним как сомнамбула. Джош не спросил, согласен я или нет, но в этом не было никакой нужды. Любой
* Пермит (англ. permit) — официальное разрешение властей на восхождение на вершину. Каждая экспедиция в Гималаях обязана предоставить заявку на восхождение — список участников — и внести взнос за каждого (10-25 тысяч долларов).
альпинист мечтает подняться на вершину Эвереста, ну, по крайней мере мечтает попробовать.
Войдя в салон, Джош пропустил меня к окну, а сам сел рядом. Самолет медленно откатился от посадочного рукава.
— Мама знает? — спросил я.
— Э-э, м-м-м-м... нет, но я ей позвоню, все объясню. Все путем, не беспокойся.
Отель «На вершине»
НОВОСТЬ О МОЕМ АРЕСТЕ застала Джоша в Тибете, по дороге в базовый лагерь на северном склоне Эвереста. С ним были двадцать пять клиентов, пятнадцать шерпов и человек пятьдесят носильщиков с яками.
Двенадцать клиентов собирались идти на вершину, остальные тринадцать — дойти до одного из высотных лагерей. Чем выше хочешь зайти, тем больше надо платить.
— Я нашел попутку обратно в Катманду, а остальных отправил в базовый лагерь, — объяснил Джош. — Поэтому-то я так и торопился. Я ведь уже акклиматизировался, а если задерживаться, то организму опять придется перестраиваться, да еще плюс клиенты. Они, надо сказать, не были рады, что я их бросил по дороге на гору.
— Еще раз спасибо, что вынул меня из тюрьмы.
— Да ладно тебе, — сказал Джош, откидываясь на кресле и надевая маску для сна. Не прошло и минуты, как он уже сладко храпел.
Почему все-таки он решил меня спасти? Этот вопрос не давал покоя моему сонному мозгу. Он мне, конечно, папа, но это скорее мелкая техническая подробность, чем обстоятельство, способное влиять на поступки Джоша.
Я ему написал не менее двух десятков писем за прошедшие семь лет, но в ответ не получил ни строчки, ни даже открытки. Мама говорила, что писатель писем из Джоша никакой, да плюс к тому, может, он и не получил ни одно из моих — в тех местах, где он обычно обретается, не всегда есть почта.
Так почему же, после всех этих лет, он взял да и появился откуда ни возьмись, как чертик из коробочки? Совесть замучила? Едва ли. Это просто не в его репертуаре. Мама мне однажды сказала: мол, Джош потому всегда спал как младенец, что у него нет совести, которая бы будила его по ночам. Насчет сна младенца мама права — вот прямо сейчас Джош мне эту свою способность и демонстрирует, храпя в соседнем кресле на пути в Катманду.
«СТОЛИЦА НЕПАЛА — КАТМАНДУ». Это название всегда звучало таинственно, обещало приключения и неожиданности.
Контраст фантазии с реальностью поражал: Катманду — город шумный, грязный, засаленный, загазованный.
