Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
Я стал часто ходить в «Marquee», как минимум один или два раза в неделю, сразу же после школы. Обычно я был первый в очереди. Вскоре менеджер Джон Ги начал впускать меня бесплатно, а взамен я подметал, расставлял стулья и отвечал взаимностью на его попытки завести дружбу (и его помощника Джека Бэрри, который также был благосклонен ко мне). «Эх, Филипп, – вздыхал он. – Напомни, сколько тебе там лет?» Со временем мы с ними стали хорошими друзьями.
На тот момент в «Marquee» не было полноценного бара. Можно было купить только «Кока-колу», да и то на небольшом прилавке сзади. Предпочтение было отдано пространству для концертов – зал вмещал в себя 1200 человек. Это было, уверен, гораздо больше, чем было разрешено правилами пожарной безопасности, но никто не обращал на это внимания, так же как никто не беспокоился о ремнях безопасности, о сигаретах, вызывающих рак, и о сотне тысяч людей, заполнивших футбольные трибуны без сидений и ограничительных барьеров. В то время ко всему относились проще. Если получалось выжить.
Сейчас в «Marquee» поставили бар, который сократил вдвое вместимость людей, но не их эмоциональную возбужденность. В то время кто-то мог присоединиться к музыкальной группе и выступать с ними. Однажды Джефф Бек был на сцене вместе с The Yardbirds, в другой раз – Джимми Пейдж. Я был и на том, и на другом дебюте.
Я был фанатом The Yardbirds, и когда они стали The New Yardbirds, я все еще был поклонником их барабанщика Джона Бонэма. Наряду с моим героем ударных Роджером из The Action. Я ходил на Тима Роуза – я симпатизировал этому певцу и автору песен из Америки, и мне также нравился его кавер на песню Бонни Добсон Morning Dew, – потому что его барабанщиком на время тура был Джон Бонэм. Мы со своим старым другом Ронни Кэрилом до сих пор вспоминаем о том концерте в «Marquee»: «Господи, как у него получалось так делать ногой?» Джон Бонэм был бесподобен.
Так как я был серьезным фанатом и постоянно ходил на концерты, я часто бывал в нужное время в нужном месте: следя за карьерой Джона Бонэма, я смотрел в «Marquee» первое лондонское выступление The New Yardbirds, которые вскоре стали Led Zeppelin. Я присутствовал на потрясающих концертах Maximum R&B группы The Who. Я видел Yes в самом начале их карьеры, примерно в 1968 году, когда они были хороши. Что касается моей будущей дружбы с Клэптоном, я и не мог подумать, что стану тесно сотрудничать с такими кумирами подростков, как Роберт Плант и Питер Таунсенд, или что Билл Бруфорд из Yes однажды поможет мне вынужденно стать ведущим вокалистом в Genesis, став барабанщиком группы.
В середине шестидесятых, в подростковом возрасте, я все еще чувствовал влияние подарка от Санта-Клауса, который я получил в три года. Мой первый детский барабан проложил мне путь до самого эпицентра революции. Барабаны не давали мне стоять на месте, продолжая толкать меня вперед, вверх, иногда – по обходным путям. Но в тот момент они дали импульс некоему звуку глубоко внутри меня, который все нарастал и нарастал в моей голове.
Тогда я был еще школьником. Школьником. Школьником, жившим далеко на западе Лондона в очень тесном захолустье. Это начало меня раздражать, когда стало мешать посещению концертов. Вечерний концерт в «Marquee» обычно проходил следующим образом: выступление второсортной группы, затем – звезды, снова обычной группы и снова звезды. Обычно я смотрел первые три и уходил, чтобы сесть на поезд и приехать домой в 10.30, до наступления комендантского часа. Но однажды, 24 января 1967 года, в «Marquee» впервые приехал Джими Хендрикс. Первое из четырех легендарных шоу молодого гитариста из Америки, которое войдет в историю рока как одно из самых эпохальных выступлений шестидесятых. Он был одним из первых артистов, который собирался сделать одно длинное выступление вместо двух.
Как обычно, я стоял первый в очереди, затем занял место в первом ряду… но потом, опечаленный, покинул зал до того, как Хендрикс вышел на сцену. Поезд до конечной станции ждал меня.
Чем быстрее я вырвусь оттуда, тем лучше.
«Ударник в поиске группы: есть свои барабанные палочки»,
или Как я пытался немного отдышаться среди сумасшедшего лондонского ритма. Удалось ли мне это сделать?
Мне нужно было вырваться оттуда. Но как? Я точно не хотел это делать с помощью работы в «London Insurance», несмотря на то что отец настойчиво пытался меня убедить продолжить семейную традицию. Но я самый настоящий сын «шестидесятых», и работа с девяти до шести в офисе – это точно не для меня, папуля.
Итак, как же я мог сбежать из дома? Моей страстью была музыка, а Лондон был тогда центром всей мировой музыки. День ото дня я совершенствовался в игре на барабанах, но застрял в пригороде Лондона, в конце линии метро Пикадилли. Из-за этого мне казалось, что я одновременно так близко к цели, но и одновременно так далеко. Мне нужно было придумать стратегию бегства, и лучше всего было бы сделать это не одному. К счастью, я знал одного паренька.
В начале 1966 года, когда мне было пятнадцать, судьба свела меня с человеком, который играл на гитаре так же круто, как я – на барабанах. Он был из Хансворта (недалеко от Хаунслоу) и ходил в конкурирующее со школой Барбары Спик заведение – «Корона Академи». Благодаря слухам, ходившим по всем школам актерского мастерства, мы знали друг о друге, и мы оба считались крутыми среди ребят в наших альма-матер.
Я разузнал, где жил этот, судя по всему, гитарный монстр, и однажды утром бодро прошагал несколько миль к его дому. Я постучал в дверь его дома. Открыла его мама.
«Не могли бы вы позвать Ронни?»
«Ронни! К тебе пришел парень в розовой рубашке и со светлой челкой!»
По ступенькам с грохотом спустился тот самый паренек и с недоумением посмотрел на меня. Он был немного младше меня, с темными кудрявыми волосами и странными зубами.
«Да?»
«Привет, я Фил Коллинз, не хочешь присоединиться к супергруппе?»
«Ммм, а кто еще в ней?» – ответил Ронни. Я был впечатлен сразу же. Он даже не ставил под сомнение возможность формирования супергруппы из нескольких подростков в тоскливом Мидлсексе шестидесятых. По факту он уже был готов быть с нами. Мне понравилось его отношение к делу.
«Только я и ты», – ответил я уверенно.
Через несколько дней мы с ним начали играть в гостиной моего дома на Хансворт-роуд, 453, проводили время вместе и пытались сыграть любимый нами современный рейв: песни Cream (Cat’s Squirrel, Spoonful и NSU), Hey, Joe Джими Хендрикса – все, что только слышали.
На самом деле, по моему мнению, мы довольно быстро достигли весьма неплохого уровня. У меня есть записи того, как мы с Ронни играли часами без перерывов, и даже сейчас это звучит довольно впечатляюще. Несмотря на то что нас было только двое, мы оба играли хорошо и наша музыка звучала объемно и в стиле блюз.
Так как без этого было нельзя, мы пригласили бас-гитариста – Энтони Холмса, которого мы знали через друзей. Но вскоре стало ясно, что, хоть у него и есть бас-гитара, он на самом деле не умеет на ней играть. Однако это не останавливало Энтони. Он просто играл очень тихо, поэтому нельзя было с уверенностью сказать, владеет ли он своим инструментом или нет. Учитывая то, что наши выступления ограничивались гостиной, это не было проблемой. Как и не было проблемой отсутствие у нашей группы названия. Вскоре мы научились играть почти каждую песню из альбома Fresh Cream. Мы также взяли Джона Мэйолла и впечатляющую коллекцию старого блюза. Если мы все еще не были супергруппой, то мы уже точно были сочным трио.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
