— Необходимость для чего?
— Для выполнения какой-либо функции, конечно же.
— Следовательно, вы меняете облик в зависимости отнеобходимости?
— Практически мы уже давно не используем эту своюспособность. При нынешнем социальном уровне развития, достигнутом нами, нам ненужны органические подпорки, чтобы обмениваться между собой тем, чем полезнообменяться. Зачем напрасно тратить свои усилия, чтобы превращать в грубуюфизическую ткань энергию, которая бесценна для обеспечения работы ума?
— Эта грубая физическая ткань могла бы помочь тебеувидеть меня, — заметила Мари-Шатт.
Дианиец погрузился в то, что должно было быть размышлениями.Плод его решения заставим вздрогнуть пришелицу. Два глаза, висящие в пустоте,пристально взирали на нее: зеленые радужные оболочки, усеянные мелкими пятнамиоранжевого цвета, окружали внимательные зрачки на поверхности блестящихглазниц. Несколько нитей связывало глазницы с чем-то мягким и бесцветным,расплывшимся за ним, как белок яйца, вылитый на сковороду.
В первый момент девушка испытала брезгливость. Потом решилапосмеяться над ним.
— Отлично! — воскликнула она. — Однако ты —далеко не красавец.
— Между прочим, это твои глаза, — ответил дианиец.
— Хотелось бы что-нибудь увидеть и вокруг глаз, —подсказала она.
— Для чего? — спросил местный житель, оставаясьверным логике своих собратьев.
На Мари-Шатт нашло вдохновение:
— Ты сказал, что хочешь изучить меня. Если бы тыполностью мог войти в мой образ, стать полным моим подобием, возможно, ты лучшемог бы уяснить, для чего я существую, для чего служат эта материя и строениемоего тела.
Еще раз ее подсказка имела успех. Ее в этом убедилипроисшедшие в последующие часы события: действительно, если дианийцы былиспособны на невероятные превращения, конечно же, они не могли совершать ихмгновенно, особенно тогда, когда надо было сделать копию с такой неизвестнойструктуры, которая свалилась на них с неба в этот день.
Поэтому натурщице пришлось выдержать немалое испытание.Неудачи, разочарования и упорство скульптора трогали ее, но и делали в какой-томере неспокойной. Не проявила ли она легкомыслие, подсказав существу, которое,несомненно, было выше ее в психологическом плане, создать произведение, котороев конечном счете могло разочаровать его.
Если по окончании работы он обнаружит, что прилагал столькоусилий, чтобы превратиться в скелет, обросший мясом, кожей, с кровеноснымисосудами, кишками, которые нисколько не увеличивали его интеллект, не отвергнетли он это нагромождение странных органов, будто речь идет о вышедшей из модыодежде?
И тогда как удалось бы Мари-Шатт скрыть свой конфуз?
Но, что еще хуже, эти благие намерения могли вполне вылитьсяв создание монстра. Живые органы, которые он создавал на глазах у молодойженщины, возможно, лишь отдаленно были похожи на ее фигуру.
Несмотря на все сомнения, Мари-Шатт не могла не испытыватьрастущего волнения по мере того, как видела возникающие перед собой так близко,что она могла коснуться их, верхнюю губу цвета розовой охры, затем — ниже —другую губу, более мясистую, более бледную, более опухшую от сна. Тут жеопаловые зубы прикусили ее, а высунутый кончик языка увлажнил.
Невидимая кисть нарисовала в воздухе сначала одну щеку,потом другую, которая утончалась и переходила в едва выпирающий подбородок, кактот, по очертаниям которого она водила своим пальцем. Обретала форму шея, потомплечи.
Дойдя до грудей, скульптор выказал свое любопытство:
— Ты сказала, что на основании формы я смогу определитьее функцию, — напомнил он ей.
Они вместе рассматривали эти загадочные выпуклости. Клетки,мышцы, кровеносные сосуды не удивляли больше жителя Дианы после тех шедевровсложности, которые он обнаружил в мозгу и вокруг него. Какой смысл таился всимметрии таинственных округлостей? Для чего были на их вершинах эти четкоочерченные бугристые клумбочки? Какую практическую роль играли эти нежныешишечки посередине, которые, казалось, хотели расшириться и сделаться твердыми,чтобы послать или получить какие-то сигналы? Со своей стороны, Мари-Шатт,охваченная каким-то волнением, спрашивала себя, почему эта часть ее телазаставляла сильнее биться сердце, наполняя кровью виски, пробуждая чрево,вынуждая ее ощущать другие органы в тех местах, которые она еще не исследовала икоторых ей теперь хотелось касаться, гладить, снять чрезмерное напряжение.
Ей показалось, что существо стало уже быстрее творить, чтобыпоскорее закончить произведение.
— Ну вот и все, — объявило оно.
Удовлетворенно понаблюдав некоторое время, он вновь чем-тообеспокоился.
— Не могу понять, что можно делать с этим, —сознался он, указывая длинными пальцами на треугольный кусочек шерсти в томместе, где сходились обнаженные ляжки Мари-Шатт. — Ни с тем, что находитсявнутри!
Взгляд Мари-Шатт жадно скользил по формам этого близнеца,только что дарованного ей, сравнивал их со своими и находил в удвоеннойзагадочности что-то необыкновенное.
Ее двойник одновременно с ней испытывал волнение, котороеему могло облегчить, так она по крайней мере надеялась, понимание своегосуществования и преимуществ своего тела.
Его руки, только что созданные, потянулись к рукамнатурщицы. Коснулись их, погладили друг друга, сцепились пальцами.
Эта игра продолжалась, и участники ее не пыталисьостановиться. Потом к игре подключились их губы. Их рты сблизились, опробовалитепло друг друга. Затем их щеки нежно стали тереться одна о другую.
Потом руки их разжались. Они теснее прижались обнаженнымителами. Они проникали друг в друга, открывая все новые и новые тайны.
Они как-то всхлипывали, удовлетворенно вздыхали ивскрикивали от удовольствия. И это было удивительным языком в общении их тел.
Когда они полностью познали новизну желаний, жительницаЗемли и дианиец отправились, чтобы сообщить эту счастливую новость остальнойпланете.
На Диане Первая любовь родилась в результате встречи двухтел, одно из которых было создано по подобию с пришелицей. С этого момента телоМари-Шатт воспроизводилось повсюду. Она сама занималась любовью со многимисвоими двойниками, и казалось, что она никогда не устанет находить в них своючувственность и свою красоту, в которые она все больше и больше влюблялась.
История планеты была в дальнейшем отмечена необходимостьюудовольствия, которое два подобных создания испытывали, лаская друг друга.Полная схожесть стала таким образом идеалом счастливой любви.
Любить друг друга означало пытаться походить друг на другакак можно больше. Полная схожесть порождала любовь идеальную. Среди объятийрук, полностью подобных своим, любовники познали нескончаемую радость любви.