Седьмое небо
Самолет, выполняющий рейс в Таиланд, вырулил на взлетнуюполосу лондонского аэропорта Хитроу. Эммануэль была впервые в британскойстолице. Запах новой кожи, плотно устоявшийся в автомобиле, освещение, такнепохожее на парижское, – вот и все, что она могла узнать и почувствовать занесколько часов, проведенных в Лондоне. Она не понимала, что говорил ейулыбающийся человек, провожавший ее к самолету, но это ее ничуть не беспокоило.Сердце ее, правда, билось немножко сильнее, чем обычно, но не из страха – естественноеволнение чужестранца в незнакомой стране. Постепенно это волнение переходит вкакую-то эйфорию, ей начинает все нравиться: и голубая униформа персонала, иритуал проверки перед турникетом. Так все и надо, чтобы ей было хорошо ипокойно в том мире, который на двенадцать часов полета станет ее миром: миром справилами, отличающимися от привычных, правилами более строгими, но, можетбыть, потому и более волнующими. А эта крылатая архитектура металла, отделившаяее от прозрачного полудня раннего английского лета!
Место Эммануэль оказывается сразу же за перегородкой: здесьвзгляд пассажира упирается прямо в стенку. Экая важность! Эммануэль только быотдаться покою этого глубокого кресла, погрузиться в него, ощутить затылкомэластичность обивки и вытянуть поудобнее свои прекрасные длинные ноги – ногисирены.
Она еще не успела устроиться, а около уже стоял стюард:показывает, как легким нажатием рычага кресло превращается в спальное ложе. Апотом запорхали руки стюардессы, устраивающей на полках багаж пассажиров. Здесьже и легкая, из кожи молочного цвета сумка Эммануэль – все, что она взяла ссобой в кабину: она не собиралась ни переодеваться во время полета, ни писать,даже читать ей не хотелось. Стюардесса лепечет по-французски, и последниенебольшие затруднения Лондона теперь исчезают…
Девушка наклоняется к Эммануэль: соломенные локоныангличанки еще более подчеркивают смоль волос француженки. Обе они одеты почтиодинаково: на каждой юбка-оттоманка и белая блузка. Однако угадываемый подблузкой англичанки лифчик лишал ее силуэт той легкомысленной свободы, покоторой можно было легко понять, что Эммануэль обходится без этойпринадлежности женского туалета. И если правила компании строго предписывалипервой наглухо застегнутый воротник, то корсаж второй был достаточно широкораспахнут, и внимательный наблюдатель, заглянув туда, мог получить полноепредставление о том, как выглядит грудь юной француженки.
Эммануэль понравилось, что стюардесса молода и что глаза ее,так же как и глаза Эммануэль, были окружены россыпью мелких, едва заметныхсолнечных веснушек.
– Салон, – услышала она пояснения, – последний в самолете,ближе всех к хвосту. Здесь немного больше трясет, но (в голосе стюардессызазвучала гордость) в салонах «люкс» пассажирам «Ликорна» обеспечен полныйкомфорт – в туристском классе нет ни такого простора вокруг, ни таких мягкихкресел, ни занавесок, обеспечивающих полную изолированность от соседей.
Стыдиться ли тех привилегий, которые предоставлены Эммануэльв числе других пассажиров салона «люкс»? Конечно же, нет, но от избыткавнимания Эммануэль начала испытывать почти физическую тяжесть.
А стюардесса уже расхваливала прелести туалетных салонов:
– Как только закончится набор высоты, пассажиры могутпользоваться ими. Они многочисленны, расположены в разных отсеках корабля. Есливы ищете общения, к вашим услугам два бара, вы можете побродить по всемзакоулкам самолета. Если же вы нелюдимы, то можно и никого не видеть, кроме техтрех пассажиров, которые разделяют с вами вашу кабину. Может быть, вы хотитечто-нибудь почитать?
– Благодарю, – отвечает Эммануэль. – Вы очень любезны, номне что-то не хочется.
Она думала, о чем бы спросить, чтобы доставить удовольствиеочаровательной хозяйке. Поинтересоваться самолетом? С какой скоростью он летит?
– Примерно тысяча километров в час. И может находиться ввоздухе шесть часов без посадки.
Значит, с одной промежуточной посадкой полет Эммануэльзаймет менее полу суток. Но – разные часовые пояса – она прибудет в Бангкоктолько завтра утром, в девять утра по тамошнему времени. В общем, ей ничемдругим не придется заниматься, как только пообедать, заснуть и проснуться.
Двое детей, мальчик и девочка, похожие друг на друга так,как могут быть похожи только близнецы, раздвинули занавеску. Типичныеанглийские школьники, светло-рыжие, старающиеся держаться с достоинством,чуть-чуть высокомерно, но то и дело срывающиеся в каком-нибудь неловком жестеили возгласе. Их места были отделены от Эммануэль узким проходом. Эммануэль,стараясь, чтобы это было незаметно, принялась рассматривать своих попутчиков.Но вот вошел последний из пассажиров, и внимание молодой женщины сразу жепереключилось на него.
Выше среднего роста, черноусый, с резко очерченнымподбородком, он возвышался над Эммануэль, укладывая на багажную полку чернуюсумку, восхитительно пахнувшую кожей. И костюм, и внешность незнакомца былиотмечены Эммануэль. Хорош собой, элегантен, чего еще желать от соседа по креслув самолете!
Сколько ему могло бы быть лет? Лет сорок, а может быть, ивсе пятьдесят вон какие усталые морщины вокруг глаз, морщины мудрости… С ниммне повезло больше, подумала Эммануэль, чем с английскими ребятишками. Но тутже усмехнулась своей поспешной симпатии: какая разница – ведь это всего лишьодна ночь.
Блаженное безразличие, в которое она начинала погружаться,прервалось лишь на мгновенье, когда Эммануэль увидела, как, покидая их отсек,стюардесса задела колени невидимого пассажира, даже не задела – бедро,прикрытое голубой юбкой, прижалось к мужскому колену. Но Эммануэль тут жеупрекнула себя за ревность и поспешила отвести взгляд. Строчка из чьих-тостихов проплыла в ее голове: «Средь одиночества и пустоты…» Эммануэль тряхнулаголовой, волосы упали на щеки, и вдруг занавеска снова раздвинулась. Юнаяангличанка вернулась: «Не хотите ли, чтобы я представила вам ваших спутников?»И, не дожидаясь ответа, произнесла какое-то имя. Эммануэль услышала что-топохожее на «Эйзенхауэр», и почему-то эта фамилия тоже понравилась Эммануэль.Она широко улыбнулась, и мужчина начал ей что-то говорить, но что? Стюардессапришла на помощь Эммануэль: она быстро расспросила своих соотечественников и,повернувшись к пассажирке, рассмеялась, кончик языка промелькнул между крепкимировными зубами: «Никто из ваших соседей не знает французского! Вот хорошаявозможность попрактиковаться в английском!».
Прежде чем Эммануэль ответила, воздушная фея исчезла,проделав на прощанье изящный пируэт. Эммануэль предстояло снова погрузиться водиночество.
Но мистер «что-то-вроде-Эйзенхауэр» все пытался говорить снею, старательно, чуть ли не по слогам, выговаривая слова. Эммануэль сделалакапризную гримаску и детским обиженным голосом протянула: «Je ne comprendsrien». Англичанин покорно замолчал.
