секунду. Джек кивнул:
– Тебе нужно отдохнуть, Хлоя. Нам пока есть, чем заняться. Поспи, а мы приедем днём. Подумай, какие дашь показания, – и девушка лишь согласно моргнула, на другое не хватило сил. Гонзалес уже развернулся, собрался уходить, но Харрис вдруг вспомнила кое-что – и схватила друга за руку, удерживая его. Джек обернулся, взглянул на неё – Хлоя помедлила несколько секунд, сомневаясь в том, что он поймёт её правильно, но потом качнула головой, отгоняя эти мысли. Лукас был важнее, чем её смущение из-за неловкого момента.
– Можешь привезти кое-что с особняка? – слегка севшим голосом спросила она. Гонзалес приподнял брови, слушая её.
Харрис легла спать лишь ещё через час. Минут сорок до этого просто сидела рядом с Эосфором, молча, и мысленно благодарила всех людей, что помогли ей здесь оказаться. Ещё вчера она искренне считала, что одна борется за его жизнь, и вот теперь – совершенно незаконно, на самом деле, сидела рядом с ним в палате. Живым, медленно возвращающим лицу прежние краски. Руки у него были забинтованы, но пальцев Хлоя осторожно коснулась – уже не таких холодных, как несколько часов назад. Живой. Живой и свободный. Никто больше не мучил их, и теперь Харрис была уверена – самое страшное уже было позади. Что бы ни было дальше, они справятся, но худшее – случилось, и они это преодолели. Их мучителей схватили, Лукаса не бросали обратно в психушку, и он, наконец, мог получить лечение, в котором нуждался на самом деле.
Оторваться от него, лечь, пусть и совсем рядом, в конце концов, Хлоя себя просто заставила. История всё-таки ещё не была окончена. Ей нужны были силы.
* * *
И надо сказать, заставила она себя не зря. Харрис проснулась где-то к обеду – вполне нормально, если учесть, что она не спала до трёх часов ночи, если не больше. Проснулась Хлоя, кстати, от странного ощущения – только полежав пару секунд, глядя в потолок, девушка осознала, что происходит. Под боком у неё вибрировал телефон – видимо, она не убрала его, когда ложилась спать. Ей пришло несколько сообщений – сфокусировав взгляд на мобильнике, что спросонья было сделать довольно сложно, Харрис прочитала их. Джек обещал приехать где-то через полчаса – девушка взглянула на время и охнула. Она понятия не имела, спал ли Гонзалес вообще с момента их разговора в коридоре больницы, или нет, но в любом случае была благодарна за то, что друг не забыл о ней. Если бы её допрашивал кто-то другой, Хлоя бы себя так уверенно не чувствовала – а Джеку можно было просто рассказать правду. И к тому же – Харрис вспомнила о камерах в коридоре, одна из которых могла бы помочь ей оправдаться.
Она села, свесив ноги с высокой кровати, пока отвечала на сообщение, и краем глаза заметила впереди движение. Вспомнила, кто находился с ней в одной палате – и немедленно оторвала взгляд от телефона. Нет, ей не показалось – Лукас слабо, едва заметно, пошевелился.
Хлоя слезла с кровати и подошла ближе. Стул, на котором она провела вчера почти час, сидя рядом с Эосфором, всё ещё был на месте. Харрис села, осторожно коснулась руки Лукаса. Накрыла её своей, согревая. Эосфор медленно, прикладывая усилие, разлепил тяжёлые веки. Взгляд был мутным, но Хлою он увидел сразу. Девушка заставила себя улыбнуться ему. Туман чуть рассеялся, в глазах у Лукаса появилась мысль. Он её узнал.
– Всё хорошо, – Харрис почувствовала, как горло что-то перехватывает. Ночью она едва ли верила, что сможет увидеть знакомые тёмные глаза снова. Только сейчас её в полной мере накрыло осознанием – Эосфор действительно выжил, он выкарабкается, сможет разговаривать с ней в полный голос, не оглядываясь по сторонам, дрожа от страха перед семьёй. Сможет ходить – наверняка сможет, пусть хирург ещё ничего ей толком не сказал. Сможет прожить долгую, счастливую жизнь. – Всё хорошо, – повторила Хлоя. – Мы в больнице. Всё кончилось.
Лукасу наверняка хотелось что-то сказать, но сил у него не было даже на то, чтобы как-то показать это желание. Девушка же решила не замолкать – рассказала ему всё, что произошло прошлой ночью. Для самой себя – чтобы ещё раз всё обдумать, вспомнить, действительно прикинуть, как она будет говорить полиции. И для него – даже если Эосфор и половины не понимал из её речи, кажущейся сейчас слишком быстрой или слишком сложной, ему становилось легче. Он видел Харрис, что находилась рядом, улавливал хоть какие-то обрывки её слов. Знал, что она в порядке, чувствовал тепло рядом, настраивался на лучшее, свободное от насилия, будущее.
Он слушал её рассказ о том, как медики и полиция провернули целую спецоперацию по их спасению. Как схватили его отца, всю семью, как они сдались, не видя смысла сопротивляться. Как Джек пообещал ей помощь, как ей позволили занять, по сути, лишнее место в больнице – чтобы быть рядом с ним.
– Люди знают, – ласково касаясь его щеки, поглаживая, сказала Хлоя. – Теперь всё будет по-другому. Обещаю, – её слова согревали, заставляли дышать глубже, совсем как раньше. Лукасу хотелось дать ей понять, что он её слышит, может, хоть улыбнуться – сквозь боль, сквозь этот гул в голове, но он пока что был слишком слаб для этого. А девушке ничего и не было от него нужно – она просто сидела рядом и продолжала согревать его. И самое важное – она не исчезла, когда кончился весь этот кошмар. Эосфор боялся этого, это даже подтолкнуло его к тому, чтобы сделать рывок и пожертвовать собой, останавливая отца – настолько страшно ему было остаться одному.
И даже когда Харрис вернулась, когда пообещала спасти его, поцеловала, он всё ещё боялся. Она пыталась спасти его потому, что действительно дорожила им, или потому, что он был её ответственностью? Останется ли она с ним, будет ли хотя бы навещать, если всё сказанное об отце – правда?
Хлоя осталась. И подтвердила это: когда раздался стук в дверь, она посмотрела на человека, что заглянул в палату, кивнула ему, поднялась с места, и прежде, чем уйти, осторожно, легко чмокнула Лукаса в уголок губ. Пристально посмотрела в глаза, подарила ещё одну улыбку, и только потом вышла.
В этот раз Джек пришёл с напарником. Они оба внимательно выслушали её. Харрис, в общем-то, просто повторила вчерашний рассказ – на этот раз спокойнее, тщательнее подбирая слова. Стараясь вспомнить мельчайшие детали. И в конце, финальным аккордом, сказала о камерах –
