советники настраивали. Воевать пока не лез, но и мириться не желал.
Очень может быть, что он ждал перемен в Речи Посполитой. Там Сигизмунд тяжело болел, превратился в развалину. У русских в Польше и Литве была хорошо налажена разведка. Иван Грозный узнал не только о состоянии монарха, но и о том, кого паны прочат на свой трон. Стефан Баторий — князь Трансильвании и вассал султана, Максимилиан II — германский император. Государь обратился к Максимилиану, предложил ему наладить взаимодействие в польском вопросе — когда будут избирать короля, не допустить победы Батория. В перспективе царь соглашался и заключить союз против турок. Если султан все же двинет войска на Россию, такой альянс был не лишним. Между прочим, государево послание доставили императору все те же Таубе и Крузе, горячо убеждали Максимилиана, какой сильный и мудрый правитель Иван Грозный, насколько полезным будет сближение с ним [598].
А весной 1570 г. в Россию прибыло первое посольство объединенной Речи Посполитой. Она тоже очень сильно пострадала от чумы, и к тому же, лишилась своих мощных козырей — турок русские побили, заговор против царя не удался, Владимир Старицкий был мертв. Поэтому поляки с литовцами предложили переговоры о мире. Но при этом выяснилось, что Речь Посполитая уже сговорилась со Швецией. Раньше паны требовали совместной войны со шведами, а сейчас выставили условие — мир должен быть заключен одновременно и с ними, и с Юханом. Соответственно, сохранялась возможность перекрыть русским выход на морские просторы. Иван Грозный такой вариант отверг. Он повторил свои прежние предложения, провести границу по Двине. За это соглашался на серьезные уступки — вернуть Полоцк. Но Речь Посполитая отказалась. Русская дорога на Балтику ее явно не устраивала.
Однако у королевских послов были и запасные инструкции. Если не получится договориться о мире, заключить перемирие на 3 года. Иван Васильевич согласился. Из-за эпидемий и неурожая наша страна тоже нуждалась в передышке. Сохранялась опасная неопределенность в отношениях с турками. И за 3 года перемирия с Речью Посполитой можно было вразумить шведов. Но когда договоренность была достигнута, послы вдруг обратились к Грозному уже не от лица короля, а от литовских панов. «По секрету» сообщили, что Сигизмунд на ладан дышит, и магнаты Литвы лучшей кандидатурой на своем престоле видят его, Ивана Васильевича. Объясняли, что считают его сильнее и надежнее, чем другие монархи. Манили, что он может даже породниться с угасающей династией Ягеллонов, женившись на сестре Сигизмунда Анне. Для царя их секреты давно не были таковыми, но он принял игру. Оговорился, что не гонится за их короной, поскольку «милостью Божию Россия велика», но и отказываться не стал. Создал широкое поле для маневров, которые могли пригодиться в будущем.
А наряду с дипломатическими государю пришлось вести еще и богословские поединки! Оказалось, что глава королевского посольства, Ян с Кротошина, — протестант из радикальной секты «чешских братьев». Он привез с собой главного идеолога этого течения, известного реформатского теолога Яна Рокиту. Тот просил, чтобы ему разрешили проповедовать в России. Вряд ли это была только «самодеятельность» сектантов. Скорее, четко продуманная попытка духовной диверсии. Разведка боем под защитой дипломатической неприкосновенности. Но и царь воспринял ее именно таким образом. Брошенный вызов он принял лично. Письменно задал Роките 10 вопросов по его вероучению. Полученные ответы государь разобрал, и его тезисы публично зачитали перед лицом послов, Боярской думы и духовенства.
В них Иван Васильевич блестяще разгромил взгляды еретиков. Уподобил их бесам, которые самовольно и по собственному разумению взялись учить людей Христовой вере, тем самым разрушая ее. «Тако же и вы через преграды Божественного учения пролезшеи на учительском месте ставше и своим учением Христовы словесные овцы, их же искупил Своею Честною Кровию, крадете и разбиваете». Государь вскрыл их преступления против Священного Писания и Предания, показал последствия отказа от Литургии и Святых Таинств, в результате чего Рокита становится вовсе не христианином, он — «антихрист и развратник веры Христовой». Царь объявил, что проявляет к еретику великую милость: всего лишь запрещает изливать в России свой яд и позволяет уехать вместе с посольством. В целом же Иван Васильевич сделал красноречивый вывод: «яко латына прелесть, тако и вы тьма» [599]. Текст царского разбора веры Рокиты вручили послам на прощание, и на Западе он пользовался большим успехом. Его перевели на польский и латинский языки, издали в типографии. Он стал первой печатной книгой Ивана Грозного. Ею пользовались и православные, и даже католические богословы в спорах с протестантами.
На фоне этих многообразных задач завершалось и расследование заговора. Клубок разматывали полгода. Только теперь вскрылась измена в руководстве опричнины, в правительственной верхушке. «Статейный список из сыскного и изменного дела» оглашает состав преступления — Пимен и новгородские крамольники «ссылалися к Москве з бояры с Олексеем Басмановым и с сыном ево с Федором, и с казначеем с Микитою Фуниковым, и с печатником с-Ываном Михайловичем Висковатым, и с Семеном Васильевым сыном Яковля, да с дьяком Степановым, да с Ондреем Васильевым, да со князем Офонасьем Вяземским, о сдаче великого Новгорода и Пскова отдати литовскому королю, а Царя и Великого князя Ивана Васильевича Всеа Русии хотели злым умышленьем извести, а на государство посадити князя Володимера Андреевича» [600].
25 июля на пустырь на Поганкином болоте вывели 300 приговоренных. Царь лично обратился к собравшимся массам москвичей и приезжих, рассказал о вине осужденных и испросил подтверждения: «Народ! Увидишь муки и гибель, но караю изменников. Ответствуй, прав ли мой суд?» Тысячи людей единодушно поддержали его [601]. Но и после такого народного одобрения приговора Иван Грозный помиловал 184 осужденных, почти две трети. Предал смерти только главных виновников. Даже Пимену сохранил жизнь, заточил его в Веневский Никольский монастырь. Чуть позже были казнены еще несколько бояр, связанных с заговорщиками — Петр Серебряный, Плещеев.
По историческим и художественным произведениям кочуют жуткие подробности казней — как Висковатого резали по кусочкам, Фуникова окунали то в кипяток, то в холодную воду… Но источники, откуда взяты эти описания, никак нельзя признать объективными, а иногда и вообще достоверными. Все те же творения Курбского, Таубе и Крузе, Штадена, Пискаревский летописец. О нем мы также упоминали. Это компиллятивное произведение, созданное в XVII в. в кругах, враждебных Романовым, и старавшееся очернить их предков и вобравшее старые сплетни [602].
Но понятно и то, зачем понадобилось рисовать такие картины. В XVI–XVII вв. Европу было очень трудно удивить жестокостями. После мятежей во Франции или Германии смертные приговоры выносились тысячами. Как раз в описываемое время в Нидерландах герцог
