день 69-летний игумен Корнилий умер. По-видимому, сказалось нервное напряжение, волнения. Он скончался на руках государя, в летописной «Повести о начале и основании Печерского монастыря» отмечается: «От тленнаго сего жития земным Царем предпослан к Небесному Царю в вечное жилище в лето 1570 февраля в 20-й день…» [595]
По исторической литературе гуляет эпизод, будто «свирепость» государя в Пскове укротил юродивый Никола. Предложил ему кусок сырого мяса, и на вопрос, разве можно есть мясо в пост, ответил, что грешно есть людское мясо, как поступает «Ивашка». Сочинил этот анекдот еще один иностранный клеветник, Джильс Флетчер. Он никогда не был в Пскове, никогда не видел Ивана Грозного. Приехал в Россию британским послом уже после его смерти, в 1590 г. Его дипломатическая миссия провалилась, и обиженный Флетчер написал грязный трактат о нашей стране, собрав в него множество небылиц. Никакими другими источниками случай с мясом не подтверждается, а популярность приобрел именно среди желающих посильнее опорочить царя.
На самом же деле укрощать гнев не требовалось, доносы об измене псковичей не подтвердились. А летописное известие о святом Николе Псковском говорит совсем другое. Внимание государя обратил на себя вечевой колокол. Он был снят и увезен по приказу отца царя, но Псков отлил такой же, повесив в храме Святой Троицы. Иван Грозный счел колокол нарушением отцовского указа и распорядился снять. Юродивый потребовал не трогать его. Предупредил, что при непослушании падет царский конь. Государь пренебрег его словами, и предсказание исполнилось. Ивана Васильевича это заставило устыдиться. Но он, как и в Новгороде, рассмотрел жалобы посадских. У некоторых местных тузов, виновных в злоупотреблениях, было конфисковано имущество. Причем такие наказания, в отличие от колокола, никаких возражений со стороны блаженного Николы не вызвали. В Пскове царь пробыл совсем недолго и уехал в Москву.
Здесь и в Александровской слободе следствие о заговоре продолжилось. Но авторам, тиражирующим примитивные картины, как государь проводит свою жизнь, курсируя между пирами и застенками, можно посоветовать хотя бы изучить биографические данные Ивана Грозного. Круг самых разнообразных проблем, которые ему приходилось решать изо дня в день, а зачастую и параллельно, просто поражает. Тут и административные, и церковные, и военные дела, и строительство, и хозяйственные вопросы.
С осени 1569 г., в это же время, когда развернулся поиск и обезвреживание заговорщиков, возобновилась эпидемия чумы. Теперь она добралась и до центра страны, в Москве умирало до 600 человек в день. А к лету 1570 г. чума опять перекинулась в западные районы. В Новгороде только в общих могилах, скудельницах, было погребено 10 тыс. человек (и некоторые историки не постеснялись подтасовать этих умерших к жертвам «погрома» Ивана Грозного, «замолчав» разницу в полгода — казни происходили в январе, а погибших от чумы хоронили в июле-августе) [596]. Как и в прошлый раз, поветрие совпало с засухой. А санитарные кордоны вновь нарушили подвоз продовольствия. Цена четверти ржи взлетела до 60 алтын, начался голод. В свою очередь, ослабленных недоеданием людей легко косили болезни.
И царь, и Церковь предпринимали все возможные усилия по спасению людей, кормили голодающих из своих запасов. Монастыри принимали и устраивали вдов, сирот. К оказанию помощи Иван Васильевич подключил купцов, земские и опричные структуры. Ввел новые, более строгие санитарные правила. В городах учреждались специальные патрули, проверяли улицы. Дом, где выявлялись заболевшие, закрывали на карантин, входить и выходить из него возбранялось под страхом смерти. Из осужденных преступников и добровольцев с высокой оплатой создавались бригады для сбора трупов. Хоронить их предписывалось далеко от города. Запрещалось персональное отпевание, похоронный обряд осуществлялся сразу над всей скудельницей. По данным британского посла Дженкинсона, общее число жертв эпидемии оценивалось в 300 тыс., но эта цифра, конечно же, не точная. Кто мог подсчитать умерших по всем городам и селам?
А между тем серьезнейшие проблемы завязались и в Прибалтике. Новый шведский король Юхан III наводил мосты с братом своей супруги Сигизмундом, но при этом изображал, будто он хочет сохранить добрые отношения с Россией. Осенью 1569 г. он направил к Ивану Грозному посольство во главе с епископом Павлом Юстом. Но государь понимал, что фактический разрыв уже произошел, и шведы пытаются водить его за нос. С послами он поступил так же, как в Стокгольме обошлись с его послами, — велел ограбить и арестовать, сослал в Муром. Но переход Швеции во вражеский лагерь был опасен не только добавлением нового противника. Под угрозой оказалась вся русская торговля через Балтику! Она опиралась на шведские порты, корабли из Нарвы шли мимо шведских берегов. Иван Васильевич совершил резкий поворот. Предложил союз датскому королю Фредерику. Он находился в состоянии войны со Швецией, согласился. Русские купцы поехали не в шведские, а в датские города.
Но в мореплавании через Нарву ключевое значение имел Ревель. Из этого порта можно было контролировать горловину Финского залива. У государя возник замысел оторвать Ревель от Швеции. Поручил это уже знакомым нам шпионам Таубе и Крузе. Они, кстати, неплохо потрудились на поприще русской пропаганды. Написали пасквиль про Сигизмунда, который распространялся в Ливонии и был весьма популярен. А в 1569 г. их направили для тайных переговоров с магистратом Ревеля. Иван Грозный сулил ему статус вольного города, свободную торговлю в России, обещал полностью сохранить самоуправление, не назначать свою администрацию, не вводить войска, не взимать налоги. Таубе и Крузе всячески убеждали ревельцев, как хорошо жить под покровительством Грозного, какой он замечательный властитель [597]. Но магистрат отказался. Ведь нищая Эстония ничего не производила, ревельские купцы богатели только за счет того, что сидели на выгодном месте. Перепродавали товары из России и в Россию. Подчиниться царю — означало пустить русских на Балтику и распрощаться с посредническими прибылями.
Очередные сюрпризы преподнесла и Османская империя. После провала под Астраханью Селим Пьяница остыл к идее большой войны с Россией вместе с поляками и литовцами. Но метнулся вдруг в противоположную сторону. Турки неожиданно обрушились на Кипр, принадлежавший Венецианской республике. Она стала сколачивать союз, «Священную лигу». Возглавил его папа римский Пий V, присоединилась Испания. Венецианские послы в очередной раз побывали и в России, очень благожелательно отзывались о нашей стране. Иван Васильевич тоже принял их ласково, но от вступления в «Священную лигу» уклонился. Он считал более полезным замириться с турками. Надеялся, что они одумались, и в 1570 г. направил к султану посла Новосильцева. От имени государя он напомнил о давних и прекрасных отношениях между нашими державами, выразил удивление по поводу вторжения. Его приняли вежливо, но вопрос о мире обошли молчанием. У Селима была своя логика — или
