— в январе, очевидно, по льду. Столь эффективных зажигательных веществ русская наука еще не изобрела. Общее население Новгорода насчитывало лишь 26 тыс. [163]. А число опричников хоть и увеличилось к данному времени, но составляло 5–6 тыс. В это количество входили и придворные, чиновники огромного опричного «удела». Часть из них оставалась в Москве и Александровской Слободе или выполняла другие задачи. С царем участвовали в походе не более 3 тыс. А скорее, 1,5 тыс. — только это число подтверждается документально [589].
Источники клеветнических измышлений — все те же сочинения Курбского, Таубе и Крузе, Шлихтинга, Штадена, а также анонимная повесть «О приходе Царя и великаго князя Ивана Васильевича в Великий Новгород, еж опришнина и разгром именуется». Она известна только в списках XVII в., составлялась какими-то озлобленными представителями новгородской оппозиции несколько десятилетий спустя после событий и собрала самые черные и фантастические сплетни — как раз там людей жгли загадочным порошком, а потом тащили на мост и бросали топить в Волхов. В этих байках, сочиненных невесть кем, уже забылось, что дело происходило зимой. А иностранные авторы об этом и не задумывались, их читатели не знали русской зимы, и опричники на лодках выглядели очень впечатляюще.
Но давайте от страшилок опять вернемся к фактам. Тракт от Москвы до Новгорода был главной дорогой страны, и попутные города царь, разумеется, не громил. В ближайшее время по этой же дороге многократно ездили иностранные посольства, в том числе и недружественные, постоянно ездили европейские купцы из Нарвы. Но никто из них следов «погромов» не заметил и ни о чем подобном не сообщил. И между прочим, для операции была очень важной именно секретность. Нагрянуть внезапно, захватить преступников с поличным. Но какая же могла быть тайна, если собирать большую армию, да еще и разорять Клин, Городню, Тверь, Медное, Торжок, Вышний Волочок? Все заговорщики успели бы разбежаться! Единственное, чему можно поверить, — это рассказу Шлихтинга, что в некоторых городах уничтожили содержавшихся там пленных. Потому что автор сообщает: они были вооружены, в Торжке вступили в бой, ранили Малюту, и сам царь был в опасности. Где и в какой стране пленным дают оружие? Если эта информация не является ложной, она может означать, что заговорщики сформировали из пленных отряды для участия в перевороте.
А удержать поход в тайне все равно не получилось. Новгородскую верхушку предупредил Вяземский. Но она ничего не успела, да и не сумела предпринять, даже в своем городе изменники были в подавляющем меньшинстве. 2 января 1570 г. в Новгород прибыл передовой отряд Скуратова из 1000 человек, перекрыл заставами ворота и произвел аресты по заранее намеченным спискам. 8 января приехал царь со свитой в 500 человек. Вот это и есть полторы тысячи опричников, о которых известно доподлинно. Впрочем, собирать большое войско было незачем. В Новгороде располагался крупный гарнизон. Ни один источник не упоминает о столкновениях опричников с военными или их репрессиях — судя по всему, гарнизон был привлечен к операции.
Есть еще один факт, подтверждающий, что поход был быстрым и четко рассчитанным по времени. Как уже отмечалось, выезжая из Александровской Слободы, царь одновременно распорядился созвать в Москве Освященный Собор. Прибыв в Новгород, он не принял благословения у еретика Пимена, сказал: «В руке твоей не крест животворящий, а орудие убийственное». Но даже в этом случае он соблюдал обязательство не вмешиваться в дела Церкви и не превысил своих полномочий, дозволил архиепископу отправлять службу. Однако чуть позже, в этот же день, Иван Васильевич вдруг арестовал Пимена, «повеле за сторожи единого отдати и крепко стерещи» — то есть держать в одиночке. При этом были взяты «за приставы» бояре и слуги архиепископа, а его двор конфискован. Почему произошла такая перемена? Потому что из Москвы привезли постановление Собора, митрополит Кирилл и прочие архиереи сообщили, «что приговорили они на Соборе Новгороцкому архиепископу Пимену против государевой грамоты за его безчинья священная не действовати» [590]. Мы видим — Иван Грозный рассчитывал прибыть в Новгород одновременно с решением Собора о низложении Пимена, но на полдня опередил.
На следующий день, 9 января, начался царский суд. Главных преступников отправили в Москву. Пимена перед этим посадили на кобылу задом наперед, дали в руки волынку и бубен и провезли по улицам — так же, как в свое время архиепископ Геннадий возил осужденных жидовствующих, «се сатанино воинство». Рядовых изменников покарали на месте, и десятки тысяч жертв, разумеется, были выдуманы. Гваньини на основании данных от перебежчиков писал о 2770 казненных. Современные исследователи, как враждебные к Ивану Грозному, так и уважительно к нему относящиеся, сходятся на более скромном количестве — от 1490 [591] до 1505 [592].
Из ряда новгородских храмов и монастырей были изъяты иконы и другие святыни, их казна и имущество конфисковывались. Других священников и обители не тронули, но наказали крупными штрафами. Судя по всему, это было связано с ересью. Часть святых мест еретики осквернили. А остальные знали об этом, но предпочитали помалкивать, за что тоже подверглись наказаниям, но более мягким. Однако царю в Новгороде пришлось разбираться не только с изменниками и сектантами, он творил и обычный суд. Заслушивал жалобы жителей, проверял нарушения законов. А под эгидой Пимена его соучастники из богатой верхушки захватили земскую власть, злоупотреблений должно было накопиться достаточно: притеснения бедноты, контрабанда, подпольная торговля спиртным. Государю пришлось заседать в суде целый месяц. Он наводил порядок, виновных наказывал по закону — кого-то сажал в тюрьму, кого-то, приказывал «грабить» (конфисковать имущество), третьих ставил на «правеж» — взыскивал штрафы. Все это время Иван Грозный позволил городу жить обычной жизнью, торговать.
12 февраля он покинул Новгород, отправился в Псков. Основания для этого имелись. В описи царского архива упоминается «извет про пскович, всяких чинов людей, что они ссылались с литовским королем с Жигмонтом» [593]. Но, как видно из названия, это был именно извет. В отличие от Новгорода, царь не был уверен в правдивости обвинений и строго предупредил опричников, чтобы они «притупили мечи» — здесь карательных акций не предвиделось. Псковичи, конечно же, были наслышаны о казнях в Новгороде. Но они прекрасно знали, что карают вовсе не невиновных. Иначе разве стали бы они дожидаться государя? У них граница была рядом, убежать ничего не стоило. Но за собой они такой вины не чувствовали.
20 февраля Иван Грозный въехал в Псков под торжественный перезвон колоколов, «и срете его игумен Печерский Корнилие со всем освященным собором на площади» [594]. Жители выставили накрытые столы, преподнесли хлеб-соль. Правда, радость была омрачена. В этот же
