[Sandler 2004: 301–312].
311
Примечателен типично библейский параллелизм глаголов в первой и четвертой строках.
312
Благодарю Радислава Лапушина, указавшего мне на эту связь.
313
Об истории с Булгариным см. [Фортунатов 1999: 96–109].
314
Об отношении Толстого к евреям см. [Navrozov 1997].
315
Стихотворение Слуцкого можно также рассматривать как полемический ответ Пастернаку. В «Любимая, – молвы слащавой…» Пастернак мечтает войти в родной язык как сын, не как бродяга – то есть не как еврей. Он хочет стать человеком русской природы [Пастернак 1989–1992, 1: 400].
316
Смит также тонко подмечает, что Баратынский был символическим предшественником Слуцкого [Smith 1999: 16].
317
Кстати, Пушкин рисовал Баратынского на полях. См. [Загвозкина 1983]. Анализ рисунков Пушкина см. в [Денисенко, Фомичев 2001]; см. также фундаментальный источник: [Цявловская 1980].
318
См. его «К князю Вяземскому» [Баратынский 1997: 232–233].
319
См. интересные комментарии Цветаевой о негритянской крови Пушкина в статье «Пушкин и Пугачев» [Цветаева 1967: 77–107].
320
Shaw J. T. Pushkin on His African Heritage: Publications During His Lifetime [Bethea 1993: 122].
321
Елисеев удачно проводит подобную связь между Пушкиным и Слуцким: «Пушкин так не гордился своим негритянским происхождением, как Слуцкий гордился своим происхождением еврейским» [Горелик, Елисеев 2009: 334].
322
См. примеч. 25 к главе 1.
323
«Шум времени» [Мандельштам 2009–2011, 2: 214].
324
См. «Я помню твой жестоковыйный норов…» [Слуцкий 1991b, 2: 369].
325
«Не тратьте ваши нервы…» [Слуцкий 1991b, 3: 143]; «Разные формулы счастья» (URL: vivovoco.rsl.ru/VV/PAPERS/LITRA/SLU7_W.HTM (в настоящее время ссылка недоступна); «От сердца» [Плеханова 2003].
326
Перевод Е. Владимирова. URL: poembook.ru/poem/2113799-chelovek-v-zhizni-svoej (дата обращения: 13.09.2020).
327
В целом основные приемы израильских поэтов, которых относят к «поколению государства», – они порвали с символизмом, риторикой и апокалипсическим мышлением своих наставников – близки к приемам Слуцкого. В программной статье, посвященной данному поколению, Н. Зак перечисляет эти приемы: «Неправильная рифмовка, бóльшая метрическая свобода, отказ от избыточной фигуративности, упрощение поэтического образа, более разговорный язык, неприятие риторики, предпочтение малых лирических форм» (цит. по [Gluzman 2003: 138]).
328
Подробнее об этом сборнике и участии в нем Слуцкого см. [Гринберг 2017].
329
Беньямин В. Из переписки с Гершомом Шолемом [Беньямин 2000: 178–179].
330
Здесь Слуцкий, похоже, откликается на «Литовский дивертисмент» (1971) Бродского, который он мог прочитать в самиздатовском сборнике стихов последнего, составленном В. Р. Марамзиным и ходившем по рукам в 1972–1974 годах. В этом стихотворении герой Бродского воображает себя евреем из Литвы XIX века и говорит, что хотел бы «дождаться Первой мировой / и пасть в Галиции – за Веру, / Царя, Отечество, – а нет, / так пейсы переделать в бачки / и перебраться в Новый Свет, / блюя в Атлантику от качки». Сменив пейсы на бачки, примету пушкинского облика, Бродский отправляется в Новый Свет (читай – в Россию и на Запад) и тем самым завершает ассимиляцию.
331
«Кому же лучше» [Слуцкий 1993: 77].
332
В этом контексте уместно вспомнить единственный у Слуцкого образ старого еврея, напоминающий описание евреев в русской и русско-еврейской литературе; Слуцкий связывает этот образ с понятием творческой свободы: «Свобода немила, немолода, / Несчастна, несчастлива и скорее / Напоминает грязного жида, / Походит на угрюмого еврея, / Который правду вычитал из книг / И на плечах, от перхоти блестящих, / Уныло людям эту правду тащит / И благодарности не ждет от них» [Слуцкий 1991b, 1: 276].
333
Та же парадигма присутствует и в мировоззрении Бродского. В «Исааке и Аврааме» Исаак – бессмертная жертва – мечтает умереть, но не для того, чтобы сделаться еще одним жертвенным агнцем, искупающим всеобщие грехи, а для того, чтобы стать забытой памятью, пламенем свечи, благодаря которому во вселенной продолжает жить надежда на воздаяние. См. [Grinberg 2007c].
334
«Своим стильком плетения словес…» [Слуцкий 1991b, 2: 267].
335
Эти строки, взятые из стихотворения «Я был плохой приметой…», – аллюзия на «К немецкой речи» Мандельштама, где поэт возглашает: «Чужая речь мне будет оболочкой, / И много прежде, чем я смел родиться, / Я буквой был, был виноградной строчкой, / Я книгой был, которая вам снится». Свои корни он отыскивает в исконном языке, становится книгой на этом языке, которую люди читают, не ведая о реальном историческом существовании Мандельштама. То, что происходит с Мандельштамом, повторяется и со Слуцким: все читают Мандельштама-книгу, не подозревая о существовании Мандельштама как физического существа; точно так же все воспринимают Слуцкого – строку и строфу, но не помнят Слуцкого-человека.
336
Об отношениях между фотографией и памятью см. [Hirsch 1997].
337
Красноречивым примером служит «На смерть Т. С. Элиота» Бродского, где сказано: «И дверь он запер на цепочку лет». См. [Bethea 1992: 236].
338
Ограниченность «либерального» политического прочтения Слуцкого видна в утверждении Т. А. Бек, что цепная ласточка символизирует собой «трагедию русской музы, попавшей в большевистский квадрат». См. в [Копелиович 2004].
339
Перевод А. Воловика. URL: readinghall.ru/publication.php?id=484 (в настоящее время ссылка недоступна).
340
«Сверх программы, помимо меню…» [Слуцкий 1993: 79].
341
В последний год творческой жизни Слуцкий много размышлял об Иове: см. стихотворения «Харьковский Иов» [Слуцкий 1991b, 3: 442–443] и «Уговариваю Иова…» [Слуцкий 2018]. О. Хлебников метко назвал Слуцкого советским Иовом [Хлебников 2009]. В то же время нужно отметить, что Слуцкий в целом не приемлет Иова. Так, в
