тем же. Запечатлевала его в памяти. Старалась, чтобы в душе сохранилось каждое его движение, каждый звук его дыхания. Я хотела напитаться им, как растрескавшаяся земля дождевой водой. Хотела смаковать его, как смакуют кровь. Хотела, чтобы он открыл меня и там, внутри, прикоснулся ко всему, что я скрывала от мира. Я была уязвима, но почему уязвимость способна доставить столько наслаждения? Как страх может нести в себе столько удовольствия?
Мои бедра качались в унисон с Райном, медленно выжимая наслаждение из каждого его толчка. Я тонула в его дыхании, сопровождавшем каждое наше движение.
Огонь внутри нас нарастал, медленно окутывая обоих. Но он не вырывался из-под нашей власти и не вызывал страха.
Каждый мой выдох стоном перекликался с его в долгом поцелуе. Звуки сливались в шумном дыхании, тяжелевшем с нарастающей скоростью. Когда его захлестнет оргазм, я хотела всем телом прочувствовать напряжение его мышц и крепче обнять.
Теперь он входил глубоко и жестко. Матерь милосердная, мне хотелось большего. Я жаждала большего и в то же время мечтала, чтобы эти мгновения не кончались.
Я готова была сказать ему. Сказать все. Не знаю, что именно, но внутри рождалось что-то важное и всеобъемлющее. Только этот комок чувств мне не дано было перевести в слова.
– Райн, – только и могла произнести я, касаясь губами его губ.
Вопрос. Ответ. Мольба.
Разве его имя не было и тем, и другим, и третьим? Райн. Виновник моего падения и мой самый надежный союзник. Моя слабость и моя сила. Мой злейший враг и величайшая любовь. Все это – в одном имени. В одной личности. В одной душе, которую я знала не хуже собственной: полная таких же противоречий и недостатков.
Наслаждение от нашего слияния нарастало. Я хотела чувствовать Райна везде. Отдать ему все.
– Райн, – снова произнесла я, сама не понимая, о чем прошу.
– Принцесса, я знаю, – шепотом ответил он. – Знаю.
А затем, когда мы оба неслись к краю пропасти, он разорвал поцелуй и отодвинулся. Я протестующе застонала и потянулась за ним. Мне было необходимо ощутить вкус его губ.
– Позволь посмотреть на тебя, – хриплым голосом попросил он. – Пожалуйста. В последний раз.
Матерь, как он это сказал! Словно это было его единственным желанием.
Я не могла ему отказать. Райну были открыты самые глубины меня. Я выгнула спину, прижавшись к его груди, и не сдержала вырвавшийся крик. Мои ногти впились Райну в плечо, терзая его в приступе ласки. И когда мы потерялись в совместном оргазме, наши глаза остались открытыми. Мы пристально смотрели друг на друга, наблюдая самые уязвимые моменты нашего наслаждения. И только тонкие стенки шатра заслоняли нас от внешнего мира.
Как же красив был Райн. Его острый взгляд сосредоточился на мне, а я видела на его лице каждый шрам. Но для меня он был совершенством.
Волна блаженства схлынула. Райн лег рядом, я устроилась у него на плече, покачиваясь в ритме его дыхания.
Мы молчали. Я поцеловала шрам у него на лбу, клиновидный шрам на щеке, уголок губ и уютно устроилась в его руках, проваливаясь в забытье.
Глава шестьдесят четвертая
Райн
Мы с Орайей долго лежали, обнявшись и закрыв глаза, но никто из нас не спал. Известно ли ей, что я всегда знал, когда она бодрствует? Я знал об этом в замке, где наши комнаты разделяла стена. Тем более я знал это здесь, в шатре, держа ее в объятиях и чувствуя ритм дыхания ее голого тела, прильнувшего к моему.
Кто-то может подумать, что лежать так – напрасная трата времени, ведь совсем скоро мы можем погибнуть. В прошлый раз, когда мы с Орайей смотрели смерти в лицо, я стремился провести каждое мгновение того долгого дня в череде наслаждений.
Но сегодня… сегодня все было иначе.
Мне больше были не важны утробные стоны. Я хотел другого. Следить, как она дышит. Вдыхать ее запах. Любоваться рисунком ее темных ресниц.
Понять, каково это – просто быть рядом.
И все это наполняло меня отрадой, вопреки тому что ожидало нас с наступлением темноты. Я был рад, что не сплю, даже когда Орайя забылась неглубоким, чутким сном.
Я вспоминал другой бессонный день, похожий на этот. Двести лет назад, накануне последнего состязания Кеджари я лежал рядом с Несаниной. Считаные часы оставались до того, как Винсент победит в завершающем поединке, убьет Некулая и превратит мою жизнь и весь Дом Ночи в хаос. Считаные часы до того, как я буду умолять Несанину бежать со мной и услышу ее отказ.
В тот день я смотрел на нее спящую и был уверен, что люблю ее. По сути, это единственное, в чем я тогда ничуть не сомневался. В своей любви к ней.
Мне отчаянно хотелось кого-то любить, о ком-то заботиться. Собственная жизнь меня не волновала.
Но к самой Несанине это имело мало отношения. Любовь к жене короля не вызывала у меня страха. Это был механизм выживания.
Любовь к Орайе пугала меня до мозга костей.
Эта любовь требовала видеть то, чего я не хотел видеть. Сталкиваться с тем, чего избегал. Позволять другому стать свидетелем проявления тех черт моего характера, которые я вообще не хотел в себе признавать.
Я почувствовал себя отъявленным глупцом, ведь вплоть до этого момента у меня и в мыслях не было слова «любовь».
Конечно, это была любовь.
Чем еще это может быть, если позволяешь другому столь многое видеть в тебе? И видеть столько красоты в гранях личности другого, ненавистных ему самому. Точнее, ей.
Я почти жалел, что понимание этого пришло именно сейчас, отчего грядущие события виделись еще более разрушительными. Гораздо легче, когда нечего терять.
Я втянул в свою рискованную затею многих. Если это кончится моей смертью, так тому и быть. Но смерть Орайи из-за моих ошибок…
Это будет трагедия, от которой мир никогда не оправится.
Я никогда не оправлюсь.
Но сейчас Орайе ничего не грозило. В нашем распоряжении оставалось несколько драгоценных часов, пока не наступят перемены – к лучшему или худшему. И я не потрачу ни минуты на сон.
Я проведу это время, считая веснушки на ее щеках, запоминая ритм ее дыхания, наблюдая, как дрожат ее ресницы.
На закате Орайя шевельнулась, зевнула, сонно взглянула на меня своими серебристо-лунными глазами и спросила:
– Ты хорошо спал?
– Великолепно, – ответил я и поцеловал ее в лоб.
Я не сомкнул глаз, но ничуть не жалел об этом.
Глава шестьдесят пятая
Орайя
