задрав подбородок, сквозь расступившуюся толпу к ближайшим воротам.
Через час или около того он явился вновь, но его никто не узнал, потому что теперь он был одет в богатые одежды. С выражением нетерпения на лице он решительно проложил себе дорогу к комнате с очагом, где по стародавней традиции не гасили в ожидании Мессии огня и за низким позолоченным ограждением стоял убранный подушками трон. Петр и Андрей, добродушно поддразнивая левита-караульщика, ждали его у двери. Иисус кивнул им и ласково сказал левиту:
— Открывай дверь, привратник! Я сяду на трон. Левит улыбнулся, думая, что это шутка.
— Уж не лишился ли ты разума? Если ты войдешь туда и сядешь на трон, небесный огонь испепелит тебя. Это место помазанника Божия.
— О ком ты говоришь?
— Или ты дурак, или меня за дурака считаешь. Он — сын Давидов, который поведет войско Израиле-во против притеснителей. Только он может сесть на трон.
— Тогда почему ты стоишь у меня на дороге?
— Разве ты сын Давида?
— Сказано в псалме царя Давида: «Сказал Господь Господу моему, — тут речь о Мессии, — седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих». Так как же сын Давида может быть Мессией? Разве отец обращается к сыну: «Господь мой»?
Пока тупоумный стражник раздумывал над ответом, Иисус проскользнул мимо него внутрь комнаты, а когда он схватился за дубинку и хотел было бежать за ним, Андрей заступил ему дорогу, а Петр разоружил его, и вместе они заткнули ему рот платком. В комнате никого не было. Иисус перешагнул через ограждение и торжественно воссел на трон Мессии. Потом он сказал Петру и Андрею:
— Вытащите платок! И левиту сказал:
— Иди с миром! Скажи своему начальнику, что ты видел, как сын Давида воссел на трон Давида.
В полном помрачении рассудка левит, шатаясь, вышел из комнаты.
Тотчас Иисус сошел с трона, медленно пересек комнату, двор и, неузнанный, вышел из Храма. Левиты с дубинками все обегали в поисках Иисуса, и в толпе распространилась невероятная новость: «Иисус из Назарета посмел сесть на трон Мессии, и с ним ничего не случилось!»
В то же утро Иисус сказал ученикам:
— У меня есть большое желание съесть пасху, как едали наши отцы. Почему мы должны отказывать себе в мясе и есть только рыбу и пресный хлеб? Нет, будем есть мясо и жир.
Иуду послали к Никодиму, сыну Гориона, чтоб он нашел место для трапезы.
Был четверг. Пасха в тот год пришлась на субботу, поэтому, следуя предписанию ГПаммая, ученики не могли изжарить пасхального барашка в пятницу вечером, ведь его жарить надо на закате, а суббота, когда ничего нельзя делать, как раз начинается на закате. Шаммай решил, что праздновать надо в четверг вечером, и галилеяне, поддержанные левитами, одобрили его решение. Иудеяне же следовали предписанию Гиллеля, по которому Пасха выше субботы, так что трапезничать можно, не нарушая Закона, и в пятницу вечером.
Иуда явился к сыну Никодима, и он с разрешения отца, дал Иисусу комнату, а также барашка, вина и все остальное, что требовалось, однако при условии, что Иисус будет осторожен и, во-первых, никому не скажет, от кого получил дары, а во-вторых, постарается скрыть от домашних Никодима, кто он такой.
— Где находится комната?
— Пока не могу тебе сказать, но за час до заката один из моих водоносов будет поджидать вас на улице Бондарей ближе к Храму, и он проводит вас на место.
— Благодарю тебя от имени учителя. Однако, господин мой, если бы мне нужно было срочно поговорить с твоим отцом, а я боюсь, что мой учитель еще до конца дня окажется в большой опасности, как мне устроить это, не внося беспокойства в твой дом?
— Постучи в маленькую калитку возле хлева справа от ворот. Скажешь, что пришел переписывать, и тебя проведут к моему человеку.
Иисус оставил Храм, заполненный галилеянами с барашками, чтобы левиты-мясники могли сделать свое дело, и послал Петра и Андрея на улицу Бондарей, где их уже высматривал водонос. Он препроводил их на боковую улочку и, постучавшись в один из домов, спросил привратника:
— Приготовлена ли комната, чтобы наш учитель мог вкусить пасху?
Привратник показал им большую комнату на верхнем этаже, где они нашли все, что нужно, до последней мелочи: воду для омовения, тазы и полотенца, стол, накрытый на тринадцать человек, замес для пасхального хлеба, вино в бутылях, помытый и порезанный эндивий, все для сладкого соуса в надлежащих пропорциях и хорошего жирного барашка уже без шкуры, без потрохов и без священной лопатки, оставленной левитам. Сын Никодима позаботился даже о тринадцати дорожных посохах, выломанных из ограды, которые должны быть возле пирующих в память о спешном бегстве из Египта в стародавние времена.
Петр вышел на балкон, служивший также кухней, разжег огонь и в тот самый миг, когда с Храмовой горы донеслись звуки труб, взял барашка, насадил его, как положено, на гранатовую палку и стал жарить. Гранатовый вертел — это тоже наследие культа Риммона. Гранатового бога кананитов, который, как уже говорилось, во времена царя Саула был поглощен культом Иеговы. Барашек наверняка был однажды принесен в жертву богу Риммону вместо ребенка, заменявшего самого бога, но от этого обычая у евреев ничего не сохранилось. Точно так же дорожные посохи, вполне возможно, пришли на замену тем, что были в древности в руках служителей Риммона, когда они исполняли пейсах, спотыкающийся танец, которым призывали своего бога и от которого праздник получил еврейское название. Те, кто принимал участие в дионисийских мистериях, поймут, о чем я говорю, а благочестивые евреи, наверное, ужаснутся при мысли, что есть хоть малейшая связь между культом Диониса и культом Иеговы, ибо они, по обычаю, объясняют этот праздник исходом из Египта под водительством Моисея.
Слова Иисуса, о том, что он хочет вкусить мяса, прозвучали вдвойне странно для Иуды, ибо учитель не только сам отказывался от того, чего придерживался в юности, но и от того, что публично провозгласил Гиллель: пасхальным барашком не должно насыщаться, словно обычным мясом, на него надо смотреть как на символ вкушения евреями от милости Божией. Теоретически его надо было делить не меньше, чем на десять, и не больше, чем на двадцать человек, однако этого правила придерживались только в домах строго блюдущих закон саддукеев. Гостеприимство среди посещающих синагогу фарисеев было таково, что в Иерусалиме во всех домах двери были открыты, и любой мог зайти и занять место за столом, так что, бывало, один барашек мог
