в Пекин.
— У вас всегда там было посольство?
Константин объяснил, что южные гавани Приморья принадлежат России, и в тех морях происходит обычное движение наших кораблей как между нашими портами, так и с портами Китая и Японии.
Застенчивость слетела с лица виконта. Петух поднял клюв. Он молчал. Его кроткие глаза видели, что Константин не до конца откровенен. При этом казалось, что внешне он удовлетворен ответом собеседника.
Время их частной беседы было предопределено приглашением к королевскому столу. К обеду оба вышли в хорошем настроении. Перешли в гостиную, а потом в большую столовую за колоннами. После обеда они дружески простились, крепко пожав руки друг другу.
Пальмерстон не спросил, в Пекине ли наш посол, не задал больше вопросов. Игнатьев в Пекине, но от него у Константина пока нет никаких новых известий. Пальмерстон уже получил первые известия о неудаче близ крепости Дагу. Подробности еще неизвестны, но так как донесения из Гонконга основаны на проверенных сведениях из Шанхая, со дня на день будет известно все.
Пальмерстон отвергает политику европейских дворов, дворы имеют все меньшее значение. Он за мировую политику, за которой будущее, если даже эта политика когда-нибудь сокрушит самих англичан. Первые признаки ослабления и «сморщивания» нации обнаружились в минувшую войну.
«Не я, так со временем Дизраэли с его нахальством внушит Ее Величеству, что прошлого не вернуть и пора заговорить со всем миром, как у себя дома». — подумал Пальмерстон. А Константин, по мнению премьера обладавший воображением легкомысленных лордов на отдыхе, далеко не так мил, как кажется. Он продемонстрировал отличные корабли, построенные в России. Он сам провел «горячие учения», как говорят моряки, гоняя их по мачтам и заставляя исполнять всевозможные упражнения, доказывая, что сам отлично знает морское дело. Его моряки после такой гонки к вечеру держались крепко и не валились от изнеможения. Весь этот спектакль наблюдали с башен замка, со всех кораблей флота, и понимали, что это не просто спектакль, а новые требования к знаниям, новое слово в обучении. Константин выказал характер и хватку морского воина. На Вайте он явный мастер политической астрономии, штурман дальнего плавания большой политики.
Глава 17
РАЗМЫШЛЕНИЯ ПОСЛЕ ВСТРЕЧИ
Сведения из Китая получены. У фортов Дагу английский флот претерпел неудачу. Посольство не пропущено в Пекин. Цель не достигнута. Потоплены канонерки. Худшие слухи оправдывались. Подтверждаются сведения об участии русских. Сведения не достоверны и не проверены. Но весьма вероятно, что и они там замешаны. Об их попытках помочь китайцам известно давно. Виконт, однако, не обнаружил подозрений, разговаривая с Великим Дюком. Он и впредь не выдаст своих замыслов. Мы обошлись с Великим Дюком как нельзя лучше и проводили его с честью.
…К осени деревья становятся самостоятельней, каждое обретает свои оттенки и характер. Утром Пальмерстон скакал по траве среди стволов в тумане Гайд-парка, и казалось, что у него в узде мчится не жеребец, а все королевство, вихрем увлекая за собой всю Великобританию и империю. Этот стук копыт мил каждому государственному сердцу.
— Это безобразие! — роптал виконт, вспоминая беседу с Великим князем Константином. Дело заходит слишком далеко. Запахло новой войной и обманом лично его.
Великий князь производит слишком хорошее впечатление и ему верят, даже в среде русских эмигрантов угасает традиционная ненависть и начинает теплиться надежда на новое царствование и благожелательность. Этого быть не должно никогда, и ничего подобного допустить нельзя.
Ветер пронесся, и с редких берез посыпались маленькие листья, обсыпая всадника желтым конфетти. Жеребец перескакивает через деревянную перекладину, поставленную на лугу для конных упражнений.
Придется идти на риск. Для этого стоит дать право избирать и быть избранным в парламент евреям, чтобы их давление на Россию возросло. Но для этого надо идти не на большой риск, сначала дать право голоса населению острова, в противном случае могут вспыхнуть бунты, а идея будет опорочена, прежде чем начнем ее осуществлять.
Пальмерстона винят за частые перемены в политике и в убеждениях; он с величайшей иронией принимает упреки. Нет государственного деятеля, который не менял бы политики. При этом его же винят в упрямстве и неизменной преданности своим целям.
Предполагалось, что в Китае все будет хорошо, что Брюс справится, его брат Элгин передаст ему дело, которое им обоим хорошо знакомо. Все было тщательно подготовлено, и никто не предполагал, что все может так обернуться. Странно, конечно, что Джеймс Элгин не взялся сам доводить дело до конца. Это не в его правилах. Он отказался от венца победы — войти в Пекин. Весной он вернулся уставший и производил впечатление несколько разочарованного, что было неудивительно. Слишком много ему пришлось повидать того, что принято называть ужасами войн. Но все же меткий глаз старого мастера дипломатии мог бы разглядеть или увидеть, что сэр Джеймс больше никогда не хотел бы возвращаться в Китай. На это была какая-то причина. Но теперь ему придется. Ему и только ему спасать флот и свой герб. Его имени боятся там. Элгин сразу обнаружил свои лучшие качества и, отбросив все свои соображения, согласился снова идти в Китай.
Хоп! Жеребец задел и сшиб подковой жердь. Конь о четырех ногах, а спотыкается.
Но и тут есть опасность. Раввин обратился с посланием к Ротшильду, предрекая восстановление древнего Израиля и начало выкупа земель древней нации. Ротшильды самим Богом предназначены для святой цели соединения своих потомков, возвращения рассеянных по всему свету людей в лоно праотцов. «Сделать евреев земледельцами, — пишет раввин. — Пора перестать евреям быть нацией шпионов». А Пальмерстону нужно, чтобы они оставались нацией шпионов, преданной его правительству. Земледелие уж очень от них далеко. Не в этом Пальмерстон видел их назначение, а во всемирной провокации.
Но прежде, чем Ротшильд начнет осуществлять идеи современного просветительства на континенте, евреи должны найти себе прочную опору в мире.
— Дайте нам эту опору, — говорят они.
Они избирают остров Англию. И делают ей драгоценные подарки, такие как Национальная галерея в Лондоне. И они желают равноправия среди англичан для достижения своей извечной цели.
На утреннюю разминку вышла конная гвардия, и звук подков по сырой мостовой словно аплодирует мысленному выступлению премьера. Пальмерстон сожалеет, что не удалось через Палату общин провести билль о запрете революционной эмигрантской общественности в Англии. Они чужды нам настолько, что трудно представить, как могут тут жить. Это прихоть богачей и лордов распоряжаться всеми ресурсами королевства в угоду чужим приезжим эмигрантам. И все ради показного свободолюбия, личного престижа. Это втирание очков всему миру.
«Я
