Дай сюда нож!
Нож холодно лег в его пальцы — самодельный клинок, черный, с наборной плексигласовой рукоятью. Просунув лезвие в щель пола, он надавил сбоку на рукоять — хрустнуло, дзинькнуло. В следующую секунду, ухватив нападающего за шиворот, подтащил его к выходу и сбросил с крыльца. Тот врезался головой в поленницу, от удара дрова раскатились, привалили его, вмяли в снег. За спиной Мержин услышал:
— Начальник! Твоя взяла…
— Это ты верховодишь всей этой кодлой? Ты — бывший экономист?
Неопрятно одетый, небритый субъект исподлобья глядел на него пьяными, закисшими глазами.
— Можно было… давно догадаться! — Цвиркнул слюной под ноги себе и хмыкнул.
— Получайте расчет и убирайтесь отсюда к чертовой матери!
И трех дней не прошло, как горлохваты эти и пьяницы «откочевали» из Алешина дальше на север…
Из Мегиона прислали хорошее пополнение, и началась серьезная подготовка к бурению. А строители накапливали материалы и силы, чтобы в лето начать ставить жилье на том месте, где был спланирован Нефтеград. Поступили палатки — поставили, энергопоезд пришел — запустили, дали свет первым жителям, а их насчитывалось уже без малого две тысячи. Надо было кормить, одевать, создавать мало-мальски сносные бытовые условия. Начали изживать пьянство. Мержин настоял перед снабженцами, чтобы не завозили спирт, водку, а лучше сухое вино. Обком партии поддержал. Латунин был вообще за полный запрет алкогольных напитков, за трезвое общество.
Сухого вина — венгерского рислинга — в Алешино завезли несколько барж. Было оно разлито в большие бутылки — высокие, с узкими горлышками. Бойкие на язык назвали эти бутылки «мержовками». Главный инженер нефтепромысла посмеивался…
В деревне Соснино, откуда предстояло брать нефть, находилась плохонькая базенка, принадлежала она нефтепроводчикам. Когда трассовики откочевали в иные края, базенку заняли добытчики нефти. Зимой она худо-бедно устраивала, а в лето 1966 года нагрянуло страшное наводнение и затопило кругом пространство необозримое. Против межени вода поднялась на десять метров. По залитым улицам деревень ходили катера. Течением рыло яры, уносило дома, склады, сено. Коровы — на плотах, кормить нечем. По островам рубили тальники, молодые побеги осинника, — тем и спасали животных. Люди ютились на гривах, по высоким местам в шалашах и палатках, жгли день и ночь костры: обогревались, готовили пищу и отгоняли гнус. Комаров навыпаривалось — тьма. Вода принесла тогда много бед. Такого наводнения не было с сорок первого года.
Мержин и вся его служба перебрались на композитный лихтер. Самоходная баржа с трюмом в три метра глубиной стала прибежищем добытчиков нефти. В трюм спускались и подымались по крутой металлической лестнице. На лихтере поселились все те, кто занимался предпусковыми делами: скоро должна была пойти первая нефть. Перевозка, как и было намечено, лежала на танкерах. Работы всем — успевай поворачиваться. Жили скученно, но не скучно. Койки в три яруса не помеха! Шутили, что, мол, на лихтере коммуна, где все общее — посуда, одежда и… жены. В действительности на композитном лихтере держалась строжайшая дисциплина, соблюдался завидный порядок.
Приближался день прихода первого танкера под загрузку. А половодье ширилось, казалось, что ему не будет конца. Еще проносило мелкий ледок, дул ветер — холодный, сырой, — дрожь пробирала и ныли зубы. Притерпелись, конечно, и все бы ладно, если бы не оказались затопленными задвижки нефтепровода. Как быть? Придет танкер, и что же — глазами хлопать, руками разводить? Подпирают сроки, водолазов скоро не вызовешь. Надо самим становиться подводниками. Нашел Мержин смельчаков, сели в лодку, поехали.
— Температура воды одиннадцать градусов. Глубина до задвижки — сажень. Двадцать два оборота, и задвижка будет открыта полностью. Есть сомнения?
Два оператора, которые вызвались нырять, ответили:
— Мы — казаки, кубанцы — сибирякам не уступим в крепости.
Мержин им дух поднимал горячим кофе из термоса, а парни ныряли по очереди. Лица пошли мадежами, губы сморщились, посинели, но задвижку открыли, и нефть пошла в трубопровод. Шумно, напористо стал наполняться резервуар.
А вода все вспучивалась и в один из дней прорвала обваловку. Резервуар мог всплыть, и тогда — катастрофа. Обваловку бросились укреплять, угрохали уйму цемента и мешков с песком. Вал укрепили, остановили воду. Только управились с этим — нефтепровод всплыл: покажется и уйдет, покажется и уйдет. Однако швы выдержали, разрыва не случилось. Тем временем подошел белоснежный танкер, красиво так развернулся и причалил под загрузку.
На лихтере митинг. Представители отовсюду съехались: из главка, из области. Матвейкин сказал краткую речь.
— Сегодня тринадцатое июня. Бытует мнение, что тринадцать — число не счастливое. Позвольте с этим не согласиться! Свершилась великая радость для нас: мы провожаем в добрый путь первые тонны нарымской нефти!..
Танкер ушел по Оби-матушке вверх. Всех стал мучить вопрос: строить ли базу в Соснине? Пока об этом судили-рядили, отплыл из Соснина последний караван судов.
И промысел заглох до новой навигации.
Два года еще качали здесь нефть сезонно. А летом 1969 уже начала работать «труба» на Нижневартовск. Это была первая зима на Соснинском промысле, зима суровая, когда нефть добывали круглосуточно…
Шла нефтедобыча. Строился город. Он вставал на обской протоке близ старой рыбацкой деревни.
Нефтедобыча росла. Рос и гремел Нефтеград.
Однажды пришло сообщение: ждите гостей из Японии. Мержин сказал:
— Узнали, что строим нефтепровод на Восток, и сразу заторопились. Верткий народ! Наверняка собираются завести разговор о том, как бы припаять подлиннее ручку к большому ковшу и черпать сибирскую нефть в обмен на машины и трубы. Похвально, когда к нам с торговлей и с миром идут. Как говорится, «не сходно — не сходись, а на торг не сердись».
Японцев прибыло девять, во главе с президентом крупной фирмы. Начались речи-встречи. Гости окунулись в водоворот русского хлебосольства.
Когда знакомство с нефтепроводом было закончено, на вопросы ответы получены, заморские гости отправились восвояси, убежденные, что побывали у истоков дела большого, серьезного.
Глава третья
1
Раз в неделю Хрисанф Мефодьевич Савушкин
