казалось не очень хорошей идеей по целому ряду причин, в том числе и потому, что Лина редко бывала дома. Днем мы урывками встречались на Миллингтон-лейн, а ночью она часто оставалась у меня. Моя безликая, холодная комната ничуть не снижала накала нашей страсти. Наоборот, в ней мы провели наши самые жаркие, безумные ночи. Лишнее подтверждение того, что наша связь была крепка сама по себе и не нуждалась во внешней поддержке.
Пару раз я звонил родителям, чтобы они не волновались из-за отсутствия писем. Сами они писали мне регулярно, под моей кроватью выросла внушительная стопка однократно прочитанных и забытых посланий. Не могу сказать, что я испытывал неловкость, разговаривая с ними, но в этом было что-то странное. Они ничуть не изменились – такие же знакомые, обычные люди с которыми я рос и которые остались в Америке, когда я уехал в прошлом октябре. Но сам я изменился, сильно изменился и отдалился от них. Я вышел на новую орбиту, не только по отношению к ним, но и к их миру.
– Что ты собираешься сделать с этим местом? – спросил я Лину однажды вечером. Мы сидели в библиотеке Нордхэгена и неторопливо уничтожали его запасы спиртного.
– А что? Ты хочешь здесь жить?
– Нет, не особо.
Здесь было полно моих призраков и ощущалась атмосфера недавнего ужаса. Кому хочется жить в кошмаре, реальном или воображаемом?
– Аминь. Продай этот дом.
– Таки поступлю.
– А яма с известью?
– Предупрежу покупателя, чтобы он в нее не свалился. Насколько мне известно, она была здесь всегда. Роджер никогда не пользовался криптой. Яма с известью – часть древней истории и не имеет к нам никакого отношения. Возможно, покупатель решит залить ее цементом, или я попрошу поверенных предложить такой вариант. В любом случае, вряд ли кому-то придет в голову туда заглядывать.
– Но если о ее существовании узнает какой-нибудь историк или археолог…
– Нет. – Лина покачала головой. – В этом нет смысла. В негашеной извести сокровища не прячут. Там нет ничего ценного или интересного. Эта яма – всего лишь источник неудобства для владельца дома. Спорим, даже если бы мы предложили ее исследовать, никто не согласился бы.
– Может быть.
– Даже если там найдут трупы, – продолжала она. – Это худшее, что может произойти, ведь так? Но какое отношение трупы будут иметь к нам? Нас с ними ничего не связывает.
– Полиция может установить дату смерти, – возразил я, – Они поймут, что это произошло, когда зданием владел Нордхэген.
– Вот именно, Нордхэген. Не мы.
– Звучит логично. – Я начинал думать, что она права. Какие улики могут связать нас с теми убийствами? Да никакие. – Тебе решать, – сказал я ей.
– Думаю, я его продам. И дом в Квинс-Вуд тоже.
– Что? – От этой новости я подпрыгнул, чем вызвал у Лины улыбку. – Думал, ты никогда не переедешь из того дома.
– Давай прогуляемся. Я хочу тебе кое-что показать.
В последних лучах заходящего солнца мы пошли через Гайд-парк. Мне начинала нравиться лондонская весна и то, как она постепенно переходила в лето. В Нью-Хейвене смена времен года казалась резкой и жестокой и заставляла людей подстраиваться под нее – здесь же все происходило плавно. Мы вышли из парка на Бейсуотер-роуд и пошли в сторону Ноттинг-Хилла.
– Как тебе?
Лина остановилась возле большого квадратного дома из кирпича. Трехэтажный особняк, окруженный забором. На окнах висели занавески, но лужайку перед домом давно не подстригали. Было видно, что в доме никто не живет.
– Где табличка «Продается»?
– Его еще не выставили на продажу. По крайней мере, официально. Но я узнала о нем, и мне он понравился. Имеется гараж с отдельным въездом, глубокий погреб и никаких соседей по ночам.
– Звучит здорово.
– Построен в георгианскую эпоху, – добавила она, но мне это ни о чем не говорило. Я все еще размышлял о гараже с отдельным входом, глубоком погребе и отсутствии соседей по ночам.
После того, как Лина решила все вопросы, связанные с наследством, мы стали проводить больше времени вместе, и я помог ей избавиться от всего лишнего.
Мы распродали вещи Нордхэгена – книги, медицинское оборудование, мебель. Упаковали одежду в мешки и отвезли их в благотворительную организацию помощи бездомным. Было приятно думать, что потенциальные жертвы Нордхэгена теперь будут носить его наряды. Ценных вещей у Нордхэгена было немного – непримечательные произведения искусства и несколько скромных предметов антиквариата. Их мы тоже продали. А еще выбросили несколько мешков с его записями, представлявшими собой многословную, непонятную писанину, которая не стоила того, чтобы ее расшифровывать.
Поверенных не пришлось долго убеждать. Да, они согласны, что яму лучше запечатать. Они об этом позаботились и наняли бригаду строителей, которые выполнили свою работу просто первоклассно. Ко всему прочему, строители были счастливы оказать красивой женщине услугу и вывезли из погреба доски. Зачем они ей вообще нужны? Они заплатили символическую сумму и забрали все стройматериалы.
Кое-что мы оставили себе: алкоголь, стереосистему, киноэкран, проектор и коллекцию фильмов (хотя мне вовсе не хотелось еще раз пересматривать «Экспрессо Бонго»). Остальное имущество Нордхэгена, с которым нам не хотелось заморачиваться, сдали в комиссионный.
Лина сделала владельцам дома на Бейсуотер-роуд упреждающее предложение и купила его. Пока сделка оформлялась, она выставила на продажу здание на Миллингтон-лейн и его быстро приобрела какая-то левацкая профсоюзная организация «в качестве капиталовложения». Это очень позабавило Лину.
Когда я впервые оказался внутри дома на Бейсуотер-роуд, меня поразил его размер. Вид с улицы был обманчив. Что мы будем делать со всем этим пространством?
У Лины оказались идеи на этот счет. Множество идей. Продажа недвижимости Нордхэгена оплатила покупку здания на Бейсуотер-роуд, а денег, вырученных за дом в Квинс-Вуд, хватило на объемную переделку. К основному наследству она так и не прикоснулась.
Пока архитектор и бригада строителей занимались перестройкой, мы жили в одной комнате и пользовались кухней.
В одной из больших комнат установили аквариум и планетарий. Другая превратилась в усовершенствованную версию прежней спальни. Пришлось использовать часть погреба, но, как и сказала Лина, он был просторным и глубоким. Я обрадовался, когда в погребе был оборудован тренажерный зал с паровыми, душевыми и джакузи. Одна из небольших комнат стала кинозалом. По моему предложению другое крыло дома переделали в бар. В потолке над нашей спальней проделали огромные окна. На крыше Лина планировала разбить сад.
Наконец до меня дошло, что дом на Бейсуотер-роуд становится вариацией «Фезерс». Не такой роскошной, но все-таки передающей основную идею. Не хватало только персонала. Когда я рассказал о своих наблюдениях Лине, она рассмеялась.
– Нет, – сказала она. – Ты
