дворец… – Павел легонько улыбнулся:
– Куда еще надо добраться… – музыка стихла, в дверь постучали кулаком: «Левины, идите сюда. Голос Америки пробился через заглушку, сейчас узнаем, что происходит в Новочеркасске!».
– Если я заболею, я к врачам обращаться не стану… – на парня с гитарой шикнули, он затих. В заграничном, портативном приемнике раздавался треск, но компания хорошо слышала уверенный голос ведущего:
– В Лондоне девять часов вечера, второго июня… – антикварные часы в профессорской гостиной показывали одиннадцать, – прослушайте последние новости. Совместная передача Голоса Америки и Русской Службы BBC… – в приемнике что-то завыло. Выматерившись сквозь зубы, Иосиф подвинул аппарат ближе к раскрытому окну:
– В Выборге лучше ловит, – сказал кто-то шепотом, – там заглушки не такие сильные… – другой парень усмехнулся:
– Еще лучше ловит в Хельсинки, но нам туда не добраться… – ведущий пробился через треск и вой:
– Восстание в Новочеркасске продолжается. Мы пускаем в эфир полученную вчера запись подпольной радиостанции бунтующих… – голос говорящего был твердым, четким. Павел мимолетно подумал:
– У него прибалтийский акцент, как у комитетской твари, товарища Рабе… – он помнил фамилию в рабочем удостоверении якобы гегемона, – но что ему делать в Новочеркасске? То есть понятно, что. Если он в городе, он стреляет по рабочим, а не выходит в эфир с тайного передатчика…
– Говорит Новочеркасск… – сгрудившиеся у приемника затаили дыхание, – товарищи, танковые войска, введенные в город, братаются с рабочими. Так называемые коммунисты, присланные сюда из Москвы, трусливо затаились в здании горкома. Мы удерживаем завод и прилегающие кварталы. Начинается строительство баррикад… – голос оборвался. Ведущий добавил:
– Больше радиостанция в эфире не появлялась. Напоминаем, что восстание началось вчера утром, после объявления о повышении цен на продукты питания и сообщения руководства завода об одновременном повышении норм выработки. В нашей студии член юридической коллегии Линкольнс-Инн, специалист по трудовым спорам, адвокат, мистер Во… – треск стал оглушающим. Иосиф выключил приемник:
– Баррикады… – хмыкнул Павел, – рабочие могут перекрыть и железную дорогу… – Аня резко чиркнула спичкой:
– В городе, наверняка, появились войска Комитета… – в гостиной повисло молчание, – думаю, что к этому времени все… – сестра кивнула на приемник, – давно закончилось… – Надя добавила:
– Надеюсь, что парень, выходивший в эфир, скрылся, иначе ему гарантирован расстрел… – Иосиф ткнул ее под ребра локтем. Надя вздернула упрямый подбородок:
– Еще надеюсь, что среди нас нет доносчиков… – Аня взглянула на часы:
– Не хочется после такого танцевать… – Павел заметил разочарованные лица парней, – мы успеем на тот берег до первого развода мостов… – в передней Иосиф накинул куртку:
– Я вас провожу, – коротко сказал он, – у меня что-то нет настроения веселиться… – набережная Макарова пустовала, шпильки девушек цокали по булыжнику. Павел оглянулся на здание физического факультета:
– Я дал ей адрес ящика Бергера на почтамте… – он хотел что-то соврать Марте. Девочка подняла руку:
– Я все понимаю, это ваш творческий псевдоним… – Павел даже развеселился:
– Можно сказать и так. Если вы что-то услышите о родителях, напишите мне… – Марта призналась, что не верит в смерть отца и матери:
– Я вижу сны, – тихо сказала девочка, – такое, разумеется, нельзя считать научными сведениями. Я кое-что помню из раннего детства, отсюда и сны. Но моих родителей могли репрессировать и даже после двадцатого съезда не выпустить на свободу. Они физики, их могут шантажировать моей судьбой, заставляя работать… – Марта вспомнила недоуменное выражение лица Сахарова:
– Он всегда хмурится, просматривая мои вычисления. Но все верно, чему он тогда удивляется… – она поняла, что не знает своей настоящей фамилии:
– Если бы я знала, – вздохнула Марта, – я бы написала ее в тетрадке для доктора Эйриксена. Может быть, он что-то слышал о моих родителях… – Марта напомнила себе, что бесполезно ждать письма от физика:
– Папа Миша с мамой Наташей тоже ничего не знают, – горько подумала девочка, – меня к ним привезли с одним именем и чемоданом… – Марта кивнула:
– Обязательно. Но мне отвечать нельзя, то есть нельзя на домашний адрес… – девочка быстро нацарапала что-то на листке блокнота:
– Держите, – она вложила записку в руку Павла, – Дворец Пионеров, технический кружок, для Марты Журавлевой… – она важно добавила:
– Это мой рабочий адрес, пишите туда… – Павел едва не рассмеялся. Он рассказал сестрам о девчонке, Надя вздохнула:
– Бедняжка, еще одна сирота. Но… – девушка помолчала, – Павел, может быть, твои родители тоже живы и находятся в заключении… – Аня отозвалась:
– Мне кажется, мать Павла умерла родами на вилле. У нас тогда было много врачей. Но я думала, что это из-за мамы… – она покусала губы:
– Нет, больше ничего не помню. Только шум океана, выстрелы и твой плач… – сестра взяла Павла за руку:
– Надя права. Может быть, твой отец еще сидит… – Павел угрюмо ответил:
– Мне так не кажется. Но я бы хотел увидеть Котова… – он не собирался благодарить гэбиста, – спросить у него, что стало с моим отцом и матерью… – он обещал Марте писать:
Забросив пиджак за спину, Павел шел по мосту лейтенанта Шмидта:
– И буду писать. Надо держать уши открытыми. Наши комитетские кураторы могут обмолвиться о Марте. Она тоже под колпаком, учитывая судьбу ее родителей и ее таланты. Катастрофа, держи карман шире. Физиков убрали с дороги, их трупы лежат среди вечной мерзлоты… – Павел обогнал Иосифа и сестер.
Серая Нева медленно текла на запад, портовые краны ощетинились черными иглами. Полуночное солнце золотилось в куполе Исаакиевского собора. Надя с Аней помахали брату, Иосиф пробормотал:
– Словно девочки-сестры, из непрожитых лет, выбегая на остров, машут мальчику вслед… – он покраснел:
– Не обращайте внимания, это сырое… – Надя уловила:
– К равнодушной отчизне прижимаясь щекой… – Аня шепнула:
– Так и есть. Равнодушная отчизна, то есть для нас все вокруг… – она повела рукой, – совсем не отчизна… – Иосиф вскинул голову:
– Да, так хорошо. И увижу две жизни, далеко за рекой, к равнодушной отчизне прижимаясь щекой… – Надя вспомнила о темноволосом мальчике с игрушечным грузовиком, о рыженькой девочке в пышном платье:
– Две жизни… – ее голос надломился, – да, Иосиф… – он серьезно кивнул:
– Еще две, Надя, непременно. Сейчас я догоню нашего Гудини… – побежав за Павлом, он крикнул юноше:
– Послушай, это начало. Ни страны, ни погоста не хочу выбирать, на Васильевский остров я приду умирать… – Павел рассмеялся:
– Что это ты о смерти? До нее еще долго, мы все обязательно встретимся… – он раскинул руки в стороны. Западный ветер бил в лицо, глаза заслезились:
– Только не здесь, – заорал Павел, – слышите, не здесь! Не в Северной Венеции… – Иосиф толкнул его в плечо:
– Но где еще… – Павел подмигнул ему:
– В Венеции настоящей. Я уверен, что мы ее увидим…
Надя с Аней спускались по мосту, на перилах мигали лампочки. Они заспешили вниз, к стоянке такси на площади Труда.
Часть шестнадцатая
Новочеркасск, июнь 1962
В выбитых камнями окнах цеха пылали отблески костров. Танки, введенные в полночь, два часа назад, на заводскую территорию, остановились на внешнем дворе предприятия, не открывая люков. Взобравшись на быстро подкаченную бочку, токарь Сотников заорал:
– Ребята, товарищи! По дороге сюда мерзавцы… – он протянул руку к танкам, – давили гусеницами мирных граждан, женщин и детей… – толпа, вернувшаяся с газовой станции, отрубившая от подачи горючего все предприятия Новочеркасска, завыла. Люди ломали и поджигали деревянные ящики. В броню полетели камни и наскоро заполненные бензином бутылки.
В разоренном цеху веяло гарью. Пачка бумаги шлепнулась на перевернутый ящик, рядом
