Его двоюродный брат поклонился, словно услышал комплимент.
— Спасибо тебе большое.
* * *
Этим вечером большинство моряков, в том числе и Менедем, отправились кутить на Кос.
— Во всяком случае, постарайся не пропить все наши накопления, — попросил Соклей, когда Менедем зашагал по трапу.
— Ты говоришь как педагог, который в детстве отводил меня каждый день в школу, — ответил Менедем. — Разве что у тебя нет прута.
Соклей провел вечер на борту. Он поел хлеба, оливок, сыра и рыбы, которую купил у маленького мальчика, поймавшего ее с пирса, и запил ужин вином.
«Если бы я захотел напиться, я вполне мог бы напиться и тут», — подумал он.
А если бы он пожелал женщину… Соклей покачал головой. Ему не хотелось бы заниматься этим на борту судна, хоть оно и называлось «Афродита».
Спал он плохо. Пьяные моряки то и дело, шатаясь, возвращались на акатос. В один прекрасный миг, надо полагать, явился и Менедем, хотя Соклей этого и не помнил. Рассвет уже окрасил восточный горизонт, когда его внезапно разбудила пьяная песня и он обнаружил, что Менедем похрапывает рядом с ним на досках юта.
От удивления Соклей проснулся окончательно и невольно разбудил двоюродного брата, который вовсе не почувствовал себя от этого счастливым.
— Если я прыгну в море, как думаешь, я превращусь в дельфина? — спросил Менедем. — У дельфинов наверняка не бывает похмелья.
— Судя по твоим глазам, я бы сказал, что ты скорей превратишься в медузу, — ответил Соклей. — Ну что, стоило ли вчерашнее веселье сегодняшней головной боли?
— Судя по тому, что я помню, — стоило, — ответил Менедем — на такой вывод Соклей не рассчитывал.
Менедем вгляделся из-под полуопущенных век в двух хорошо одетых мужчин, шагающих по пристани к «Афродите».
— Чего им надо? Вели им уйти, Соклей. Не хочу иметь с ними никаких дел так рано утром.
— Может, это пассажиры, — ответил Соклей.
— Все равно скажи им, чтобы убирались.
Соклей не собирался ничего подобного говорить, но это в любом случае оказалось не важным.
— Менедем, сын Филодема, и Соклей, сын Лисистрата? — осведомился один из мужчин. — Прошу вас немедленно отправиться с нами.
То была неслыханная наглость.
— Это еще почему? — поинтересовался Соклей.
— Да потому, что так приказал Птолемей, властитель Египта. Он считает, что вы пойдете миром. Если же нет, мы примем соответствующие меры.
— Что Птолемею от нас нужно? — удивленно спросил Соклей.
— Это он вам скажет, не я, — ответил незнакомец. — Так вы идете?
Соклей кивнул. Мгновение спустя кивнул и Менедем и пробежал пальцами по волосам, пытаясь хоть немного привести их в порядок.
— Я готов, — сказал он, хотя весь вид капитана «Афродиты» свидетельствовал об обратном.
* * *
Судя по всему, прогулка через весь город отнюдь не улучшила настроение Менедема. Один раз он остановился, чтобы задрать подол и помочиться у стены. Вонь города — навоза, немытых тел, сыромятен и тому подобного — была куда отвратительней запаха бриза в гавани.
Чем выше поднималось солнце, тем сильнее щурился Менедем, а когда родосец предстал наконец перед Птолемеем, он отвесил ему всего лишь легкий поклон, пробормотав:
— У меня голова вот-вот отвалится.
— Ты должен был думать об этом прошлой ночью, — сказал Соклей краешком рта.
Менедем кинул на него ужасный взгляд.
— Я слышал, что вы — воры, — без предисловий заявил Птолемей.
— Что ты, почтеннейший, — ответил Соклей.
Менедем ничего не ответил, но осторожно наклонил голову, чтобы показать, что согласен с двоюродным братом.
«Мне придется рассчитывать лишь на свои силы, — подумал Соклей, раздраженный тем, что от Менедема сейчас не было никакого толку. — Но кто же мог подумать, что мы понадобимся Птолемею? Будь справедлив!»
— Значит, нет? — прогремел македонский генерал. — А вот Дионис утверждает другое, и я с ним согласен. Пятьдесят драхм за то, чтобы доплыть от мыса Сунион досюда? Это разбой.
— Разбой? Нет, господин. Клянусь египетской собакой! — горячо воскликнул Соклей.
Птолемей в ответ приподнял мохнатую бровь.
— А я говорю тебе, что это разбой.
— А я говорю, что вы рассуждаете, как дурак… господин, — парировал Соклей.
Обе брови Птолемея одновременно взлетели вверх. Двое его стражников зловеще зарычали. Но Соклею было на это плевать. Сейчас ему вообще было на все плевать. Почти давясь от ярости, он продолжал:
— Я скажу тебе, что такое настоящий разбой. Разбойники — это вообще-то шайка улюлюкающих шлюхиных сынов, которые всем скопом бросаются на твое судно и убивают твоих людей и крадут твое добро… похищают самые драгоценные твои вещи. Уж я-то видел разбойников…
Соклей думал, что боль от потери черепа грифона слегка притупилась, но теперь она вспыхнула вновь.
— Это случилось между Андросом и Эвбеей. Поэтому пусть эринии заберут твоего драгоценного Диониса, раз он называет нас пиратами! Никто не держал нож у его горла, силой заставляя отправиться с нами. Он мог выйти в море на любом другом судне, если бы захотел.
«Пусть эринии заберут тебя, раз ты называешь нас пиратами». Соклей не сказал этого Птолемею, но это повисло в воздухе.
В андроне надолго воцарилась тишина. Некоторые из приближенных Птолемея уставились на Соклея; другие смотрели на правителя Египта.
«Как давно его называли в лицо дураком? — гадал Соклей. — Наверное, с тех пор прошли годы».
Что-то сверкнуло в глазах Птолемея. Удивление или гнев? Соклей не мог угадать.
— Если ты думаешь, что можешь как угодно меня оскорблять, потому что явился из свободного и независимого полиса, то жестоко ошибаешься, — наконец произнес генерал.
Соклей заставил себя встретиться с ним взглядом.
— Если ты думаешь, что можешь как угодно нас оскорблять, потому что владеешь Египтом…
— Я прав, — перебил Птолемей.
— Может быть, ты и прав, господин, но беспристрастен ли ты? — спросил Соклей. — Когда мы в прошлый раз были на Косе, ты сказал, что хотел бы попасть в Афины и встретиться с Платоном. Как ты думаешь, назвал бы Платон твое поведение беспристрастным?
Птолемей поморщился.
Соклей спрятал улыбку.
Множество знатных македонцев жаждали, чтобы их считали культурными эллинами, а Птолемей действительно получил хорошее образование и воспитание.
Внезапно Птолемей резко кивнул.
