— А как назвали ребенка? — заинтересовался Соклей: он хотел знать все детали.
— О, его назвали Птолемеем, как и отца, — ответил местный.
Соклей нахмурился.
— А разве у правителя Египта нет уже сына по имени Птолемей? От жены, я имею в виду, а не от любовницы.
— Думаю, ты прав, — сказал Менедем.
Рабочий пожал плечами.
— Ничего об этом не знаю. Но ведь Птолемей самый богатый человек в мире, так кто осмелится сказать ему, что он не может назвать двух своих сыновей одинаковым именем, если ему вдруг приспичило? Только не я, клянусь Зевсом.
— И не я, — согласился Соклей. — Но хотел бы я знать, как понравится его жене, что у любовницы мужа тоже есть маленький Птолемей?
— Ты слишком молод и пока не женат, верно, почтеннейший? — спросил рабочий, волосы которого уже поредели на макушке и поседели на висках. Не дожидаясь ответа, он продолжал: — Уверен, так и есть — тебе явно нет и тридцати. Но вот что я скажу: надоумила тебя женщина или ты сам догадался, но угадал ты правильно. Жена Птолемея будет вне себя от ярости, уж это точно.
— Конечно, ведь Эвридика в Александрии, а Береника здесь, с Птолемеем… Со взрослым Птолемеем, я имею в виду, — сказал Соклей.
— Рано или поздно он вернется домой и прихватит с собой любовницу… И их отродье. И сколько Птолемей проболтается вне дома, совершенно не важно. Уж поверь мне, его супруга, как бишь ее, найдет тогда что сказать, сколько бы времени ей ни пришлось ждать.
Рабочий говорил со смесью мрачной уверенности и злорадного предвкушения; Соклей гадал, уж не держит ли и его самого жена под каблуком. Хотя догадаться было нетрудно.
Потом Соклея осенила еще одна мысль:
— Ведь Эвридика — сестра Кассандра? Кассандр вряд ли потерпит, чтобы его сестру унижали.
— Может, это одна из причин для драки, — сказал Менедем.
— А разве у македонцев и без того мало причин? — спросил Соклей. — Не похоже, чтобы им нужны были новые.
— Они словно борцы в панкратии, которые сражаются до победного конца, — заявил портовый рабочий. — И не успокоятся, пока не останется один-единственный победитель.
Соклей невольно вспомнил Клеомеда с Астипалеи. Тот случайно убил своего врага во время поединка и был за это жестоко наказан. Но никому и в голову не приходило наказать ни одного македонского генерала, намеренно убившего родственника или наследника Александра Великого. В отличие от атлетов генералы достигали своих целей именно благодаря убийствам.
— Пусть меня склюют вороны! — сказал Менедем. — Теперь, когда мы высадили здесь Диониса, меня так и подмывает двинуться прямо на Родос, я здесь даже ночевать не хочу.
Диоклей укоризненно посмотрел на него.
— Вспомни, как надрывались люди на жаре, капитан, вспомни все те несчастные, заброшенные места, где мы останавливались во время путешествия по Эгейскому морю. Так неужели после всего этого гребцы не заслужили ночь веселья в настоящем полисе?
— Положим, ты прав. — Менедем криво улыбнулся. — Положим, я и сам заслужил ночь веселья в настоящем полисе.
— Это было бы справедливо, — сказал начальник гребцов. — За исключением одного раза на Эгине, в этом году, шкипер, ты вел себя слишком уж примерно.
— Тут только что речь шла о панкратистах, — откликнулся Менедем. — Я и не знал, что кто-то ведет счет моим схваткам.
Соклей и Диоклей серьезно кивнули.
Менедем скорчил им рожу.
Келевст рассмеялся.
— Что ж, мой дорогой, — проговорил Соклей. — Даже если ты и впрямь этим вечером отправишься пить и блудить, я рад, что ты все-таки выразил желание вернуться домой. Когда прошлой весной мы отправлялись в путь, тебя, казалось, не заботило, увидишь ли ты еще когда-нибудь Родос или нет.
Лицо Менедема застыло — и на нем появилось выражение сродни ненависти. Испуганный Соклей невольно сделал шаг назад.
Но спустя мгновение мрачное лицо его двоюродного брата смягчилось… слегка.
— Я почти об этом забыл, а тут ты вылез с напоминаниями. — Менедем со вздохом пожал плечами. — Вряд ли я могу тебя в этом винить. Я бы все равно вспомнил, как только мы вошли бы в Великую гавань.
— Вспомнил бы что?
Соклей знал, что Менедема что-то беспокоит, но понятия не имел — что именно. И он до сих пор этого не выяснил: весь мореходный сезон двоюродный брат вел себя очень скрытно, что было вовсе не в его характере.
И сейчас Менедем тоже не собирался откровенничать.
— Мне жаль тебя огорчать, о несравненнейший, — с улыбкой заявил он Соклею, — но есть кое-что, чего ты никогда не узнаешь, как бы усердно ни старался выяснить.
— Вот как, не узнаю?
Соклей хотел было отпустить шуточку насчет того, что собирается заняться расследованием, но вспомнил о взгляде, который только что бросил на него двоюродный брат, и придержал язык. Какие бы причины ни заставляли Менедема держаться подальше от Родоса, он относился к этим причинам серьезно.
— Голову даю на отсечение, что не узнаешь, — твердо сказал Менедем.
Может, он ожидал, что Соклей начнет над ним шутить, и явно обрадовался, когда тот промолчал, потому что снова обрел былую непринужденность.
— Почему бы тебе тоже не пойти нынче вечером в город выпить и перепихнуться? — предложил двоюродному брату Менедем. — Веселье пошло бы тебе на пользу.
— Мне? — покачал головой Соклей. — Шляться назавтра весь день с тяжелой головой — у меня другое представление о веселье.
Он поднял руку, прежде чем Менедем успел еще что-нибудь сказать.
— О, время от времени — пожалуйста, на симпосии, скажем. Но напиваться в таверне — это не для меня.
— Ну так не напивайся в таверне, а завали в бордель. — Менедем снова улыбнулся — или то была не улыбка, а злобный оскал? Так или иначе, к нему, похоже, вернулось чувство юмора. — А помнишь, как в прошлом году в Трасе ты развлекался с той высоченной девицей — у нее еще волосы были как новая медь? И ты еще осмеливаешься заявлять, что у тебя другое представление о веселье!
— Время от времени я не прочь, — признал Соклей, — но не сегодня вечером.
— Люди вроде тебя вечно портят удовольствие другим.
— Вовсе нет, — сердито сказал Соклей. — Ничего подобного, клянусь Зевсом! Ты и без меня можешь заняться чем пожелаешь. Разве я ною?
— А разве нет?
Поскольку Менедем был прав, по крайней мере отчасти, Соклей попробовал сменить тактику:
— Я разве запрещаю тебе напиваться этой ночью? Запрещаю идти нынче ночью в бордель?
— Пока не запрещаешь, — ответил Менедем. — За что я тебе очень признателен.
— Комедиант, — проворчал Соклей.
