Глава пятьдесят третья
На лондонской улице под названием Уайтхолл с обеих сторон располагались грандиозные здания, олицетворяющие величие Британской империи — той, какой она была за сто лет до этого. Внутри этих красивых зданий многие из величественных комнат с длинными окнами были разделены дешевыми перегородками на кабинеты чиновников более низкого уровня и комнаты для проведения не слишком ответственных совещаний. В таком вот помещении без окон площадью пятнадцать квадратных метров, где половину стены занимал большой холодный камин, и заседала подкомиссия подкомиссии — Рабочая группа по награждению за участие в секретных операциях.
На заседании председательствовал Саймон Фортескью из МИ-6 — в полосатом костюме, полосатой рубашке и полосатом галстуке. Управление специальных операций представлял Джон Грейвс из министерства экономической войны, которое теоретически руководило УСО во время войны. Как и остальные государственные служащие, Грейвс носил форменную одежду Уайтхолла — черный пиджак и серые в полоску брюки. Присутствовал также епископ Мальборский в пурпурном церковном одеянии — несомненно, призванный придать высоконравственный оттенок делу награждения за убийство других людей. Офицер разведки полковник Элджернон «Нобби»[53]Кларк был единственным из членов комиссии, который знал, что такое война.
Секретарь комиссии подавала чай, а пока ее члены совещались, по кругу шла тарелка с печеньем.
Часов около десяти на рассмотрение был вынесен вопрос о «Реймсских галках».
— В этой группе было шесть женщин, — сказал Джон Грейвс, — назад вернулись только две. Но они сумели уничтожить телефонный узел в Сан-Сесиле, где также находилась местная штаб-квартира гестапо.
— Женщин? — переспросил епископ. — Вы сказали «шесть женщин»?
— Да.
— Силы небесные! — осуждающим тоном сказал епископ. — Но почему именно женщин?
— Телефонный узел усиленно охранялся, так что они проникли в здание под видом уборщиц.
— Понятно.
— После освобождения Парижа я допрашивал майора Гёделя, который был адъютантом Роммеля, — сказал Нобби Кларк, который большую часть этого утра дымил, прикуривая одну сигарету от другой. — Он сообщил мне, что в день «Д»[54]отсутствие связи буквально парализовало их действия. По его мнению, это сыграло существенную роль для успеха десантной операции. Я не знал, что это сделала горстка девушек. Как я понимаю, речь идет о награждении «Военным крестом»?[55]
— Возможно, — сказал Фортескью, и на его лице появилось чопорное выражение. — Однако в этой группе были проблемы с дисциплиной. На ее руководителя, майора Клэре, поступила официальная жалоба после того, как она оскорбила офицера гвардии.
— Оскорбила? — сказал епископ. — Каким образом?
— Там была ссора в баре, и боюсь, что она послала его на… извините за выражение, епископ.
— Силы небесные! Пожалуй, она не относится к числу тех, кого мы должны представлять в качестве героев для будущих поколений.
— Несомненно. Тогда, может, что-нибудь менее значительное — возможно, орден Британской империи пятой степени?
Нобби Кларк заговорил снова.
— Я не согласен, — мягко сказал он. — В конце концов, если бы эта женщина была тряпкой, то вряд ли смогла бы взорвать телефонный узел под самым носом у гестапо.
Фортескью это не понравилось — он не привык к возражениям и не мог терпеть людей, которые его не боялись. Он окинул взглядом присутствующих.
— Кажется, большинство участников заседания не разделяет вашу точку зрения.
Кларк нахмурился.
— Мне хотелось бы выразить особое мнение, — с упрямым спокойствием заявил он.
— Конечно, — сказал Фортескью. — Хотя сомневаюсь, что в этом есть особый смысл.
Кларк задумчиво вынул изо рта сигарету.
— Почему?
— Министр что-то знает об одном или двух лицах, которые входят в этот список. В этих случаях он исходит из своего собственного мнения, не обращая внимания на наши рекомендации. Во всех остальных случаях, не имея личной заинтересованности, он поступает так, как мы ему предлагаем. Если мнение комиссии не единогласное, он примет рекомендацию большинства.
