ты должен был ехать? Назови населенный пункт? Ну? Дьеревня, местечко, город?
– За мной должен был заехать шофер и забрать эту кухню. Только шофер знает, куда нам было ехать.
– Твой шофер лежит на дороге. Он ничего не хотель сказать. И ты тоже будешь лежать здесь. У тьебя есть выбор: жить или лежать как падаль? Ну?
Бараш поднял голову и тихо попрощался с ночными вершинами сосен, со звездами, сиявшими над Замковым лесом. Последней мыслью его было: «Лана…»
Его торопливо расстреляли и стали быстро обследовать овраг. Да, это, безусловно, было место стоянки армейского штаба. Нашли какие-то неуничтоженные журналы, пластинки сухих батарей от рации, самодельный подсвечник из гильзы и даже юбку, которую лейтенант Черничкина вывесила после стирки и забыла забрать с собой…
В Волковыске немцы захватили немалые трофеи: два склада боеприпасов, с полдюжины продуктовых и вещевых складов и немалый запас горючего, а кроме того пять десятков паровозов, стоявших в местном депо и несколько неотправленных товарных поездов. За этот успех пришлось расплатиться гибелью командира отряда – майора Вуппера. Но главная задача была так и не выполнена. Генерал Гейер с горечью писал:
«28 июня. 137-я дивизия должна была попытаться захватить русское верховное командование, которое находилось в Волковыске. Для того чтобы повысить шансы, 292-я дивизия должна была подойти к Волковыску с юга. Но после взятия Волковыска мы со своими четырьмя дивизиями могли удерживать фронт ШИРИНОЙ 150 КИЛОМЕТРОВ лишь с помощью небес!
Русские командиры уехали несколькими часами раньше, но мы обнаружили множество документов, благодаря которым узнали местоположение большой части русских укреплений.
Я доложил в штаб армии о том, что 27 и 28 июня мы ни разу не находились в серьезном положении, поскольку пути отступления русских от Волковыска можно было проследить так же, как во Фландрии и Франции. Там скопилось столько танков, орудий и повозок, что это не могло не вызвать удивления».
* * *
До Деречина было километров тридцать, но приходилось тащиться со скоростью тракторов, к тому же перегруженные тягачи все время глохли. Да и дорога была забита колоннами других полков и дивизий. Каждый водитель при случае резко вырывался вперед, чтобы избавиться от соседей, выскочить за пределы колонны, которая наверняка была обречена на расстрел с воздуха. Все это напоминало какие-то странные автогонки. Обходных дорог в этих заболоченных лесах не было. А справа и слева шпалерами стояли германские дивизии, как при порке шпицрутенами, и не просто стояли, а смещались к Слониму, куда устремлялся весь людской поток сразу двух советских армий.
К Пескам подъехали уже на рассвете. Обветшалый, расшатанный сотнями машин деревенский мост грозил рухнуть в любой момент.
Голубцов велел остановиться, приказал спешить с полсотни бойцов и укрепить настил и опоры из подсобных материалов. На скоропалительный ремонт ушло около часа. Как только переправа была готова, на нее тут же хлынул поток машин.
– Куда прете?! Стоять! – Орал с высоты танковой башни Кулик. Но его никто не слушал. Казалось, стадный инстинкт обуял не только людей, но и машины. «Тридцатьчетверка» дала предупредительный выстрел, и встала перед мостом поперек дороги. Только тут шоферская братия притихла, и на мост первыми въехали машины штабной колонны.
– Куда следуете? – спрашивал встречных командиров Голубцов, приоткрыв дверцу бронемашины.
– На Слоним! – отвечали все как один.
Совсем рассвело, и теперь можно было с минуту на минуту ждать немецкие самолеты. Зато дорога на Осовляны стала шире, и можно было прибавить скорость. Правда, машины по-прежнему двигались в два-три ряда, их обгоняли танки и «эмки», не считаясь ни с чем и ни с кем. И всего-то восемь километров, но сколько нервов, тревожного ожидания налетов из-под облаков или обстрела из ближайшей рощи. За Осовлянами дорога круто поворачивала с севера на юго-восток. Отсюда шел и участок до местечка Мосты на Немане. На развилке стоял, покачиваясь, старший политрук с автоматом.
– Пьяный, что ли? – удивился Ляпин, остановился, спросил:
– Что делаем?
– Обороняю дорогу на Мосты. – С трудом разлепил запекшиесе губы старший политрук. Он был не пьян, а шатало его от безмерной усталости.
– Чем располагаешь?
– У меня семьдесят человек и орудие.
– Снаряды есть?
– Пока есть.
Ляпин записал в полевой блокнот фамилию политрука и обещал небольшое подкрепление при первой возможности.
* * *
На одиннадцатом километре пути штабная колонна въехала в деревню Куриловичи, откуда начинался короткий путь до местечка Деречин. В Деречине все надеялись размять ноги, напиться колодезной воды, переночевать в сносных условиях. Дорога проходила через полевой аэродром – тот самый, что строили и не успели достроить заключенные женского лагеря. Теперь здесь повсюду были видны следы не столь давнего боя: на взлетной полосе торчали полусгоревшие немецкие танкетки, на ближайшей обочине приткнулись колесами в разные стороны три подбитых мотоколяски, и валялись на радость летучим и ползучим насекомым трупы в красноармейских гимнастерках. Карбышев попросил затормозить. Вышел из машины и застыл. Перед ним лежало полураздетое тело бойца с исколотым штыками пахом. Член был вырезан и валялся рядом. На лбу была вырезана пятиконечная звезда.
– Звери!..
Генерал подобрал валявшийся возле мотоцикла брезент и накрыл изуродованное тело бойца, издававшее жуткий запах.
– Как могли появиться здесь немецкие мотоциклисты? – спросил Карбышев Ляпина. – Судя по состоянию трупов, бой был двое суток тому назад.
Никто на этот вопрос точно не ответил, пока машина не заехала в деревню и не остановилась у колодца. Седой дед в польском солдатском картузе достал и подал заезжим военным ведро воды. Видимо, он и сам бывал в боях, поэтому изложил то, что произошло, очень точно.
– Аккурат двадцать шостага июня на гэтот пустой аэродром немцы высадили десант. Не парашютный. Самолеты сели и из них, мать честная, как посыпались солдаты, да мотоциклы вывезли, да танкетки съехали. Я как раз сено вон там косил, все бачил. А потом как застуркочит кругом, забабахает – ага – бой почался. Я дёру до хаты. Ну, наших побили. У немцев и гарматы
