class="p1">Наконец Бабетта не выдержала. Однажды, когда Герман работал над своей оградой — глубокая складка залегла между его бровей, — она не утерпела и заговорила с ним.
Карл сердится, что ты перестал ходить к нам, Герман! — начала она. — Он каждый день спрашивает, почему это Герман к нам больше не приходит.
Герман ворочал в это время тяжелый камень; он быстро поднял голову и взглянул на нее, его темные глаза вспыхнули.
— Карл прекрасно знает, почему я перестал приходить. И ты знаешь это отлично, Бабетта. Только не надо лжи между нами, не надо лжи! — Его голос звучал жестко и неумолимо.
Бабетта виновато потупила глаза. «Он все знает, — подумала она, — так я и чувствовала. Но откуда он узнал?» Германа охватило чувство злобного удовлетворения: так, значит, Бабетте все-таки стало стыдно! Ага, посмотрите, как ей стыдно!
— Ну я, кажется, ничего дурного не сделала! — проговорила наконец Бабетта.
— Разумеется, ничего дурного! — ответил Герман уже гораздо мягче. — А я разве тебя упрекнул в чем-нибудь?
— Как же я могла сказать тебе, Герман? Она не хотела. Она все время твердила: Герман ни в коем случае не должен знать, обещай мне это. Она больна, — продолжала Бабетта, — уже давно. Она, наверное, обрадуется, если ты навестишь ее, Герман. Она так одинока. Вы ведь были друзьями.
Герман прокатил мимо Бабетты тачку, поставил ее, вытер потное лицо и спокойно ответил:
— Да, мы были когда-то друзьями, Бабетта, ты права. И в моем сердце нет злобы против Христины, поверь мне. Передай ей привет от меня, Бабетта. Скажи, что я огорчен тем, что она потеряла отца и ребенка. Скажи, что я принимаю участие в ее судьбе. Пожелай ей от моего имени скорого выздоровления. Но я никогда, — слышишь, Бабетта, — никогда не приду ее навестить! Так и передай! — крикнул он, и глаза его снова вспыхнули. — Никогда! — Он взялся за тачку.
Некоторое время Бабетта молчала. Она чувствовала себя уязвленной, сама не зная почему.
— Лучше всего я ничего не стану передавать! — сказала она обиженным тоном.
— Это будет, пожалуй, самое лучшее! — отозвался Герман, стоя у ограды.
В эти дни с Германом было трудно разговаривать. Счастье еще, что как раз в это время в Борне произошли события, давшие иное направление его мыслям.
11
В сумерки Карл пришел к Герману.
— Добрый вечер, Карл, — встретил его Герман. — У тебя ко мне какое-нибудь дело?
— Нет, дела никакого. Я только хотел проведать тебя.
Они уселись в комнате Германа, закурили трубки.
— Да, так вот, — начал Карл. — Я теперь много размышляю о людях, когда плету свои корзины. В мире много неполадок, и все потому, что люди так непримиримы. Все от этого. Почему же они так непримиримы, вот о чем я думаю. А знаешь почему?
Герман окинул Карла недоверчивым взглядом. «Это Бабетта его прислала», — подумал он, но ничего не ответил.
— Потому что они еще не люди, — продолжал Карл.
— Еще не люди?
— Нет, еще не люди. Но через тысячу, может быть, через две тысячи лет они станут настоящими людьми. Об этом я часто думаю, когда плету свои корзины.
Уже настала ночь, а они всё молчали. Карл поднялся.
— Я, собственно, хотел еще поговорить с Антоном, — сказал он, — но он, как видно, сегодня запоздает.
— Может быть, передать ему что-нибудь, Карл?
— Нет, нет.
Герман почувствовал, что Карла-кузнеца что-то гнетет, но он не решается заговорить об этом. Но в конце концов Карл сказал:
— Собственно говоря, я пришел сегодня, чтобы предостеречь Антона.
— Предостеречь?
— Да, предостеречь.
Дело вот в чем: ему часто снятся странные сны. Бабетта считает, что его сны всегда что-нибудь означают. Когда в свое время арестовали Рыжего, он ему перед этим часто снился. Он все бежал, бежал, бежал, словно удирая от погони. А последние две ночи ему снился Антон — один и тот же сон два раза кряду. Антон шел в темноте по тропинке в густом еловом лесу, и вдруг позади него появились волки. Их было четверо, и Карл ясно видел, как светятся их глаза. Антон обернулся, закричал, затопал ногами, выхватил свой топор и зарубил всех четверых. Он громко засмеялся, торжествуя победу, но тут из чащи выскочил пятый волк, бросился на Антона и повалил его на землю. Карл дважды видел этот сон, и Бабетта потребовала, чтобы он сейчас же сходил к Антону.
— Я должен предупредить Антона, — сказал Карл-кузнец, — ему грозит какая-то опасность, он должен остерегаться — передай ему это.
Антон рассмеялся, когда Герман рассказал ему историю о пяти волках. Карлу снятся сны — ну и пусть снятся!
Антон, казалось, стал еще выше ростом, во всяком случае он стал гораздо сильнее. Можно было испугаться не на шутку, когда этот огромный детина в широких черных штанах, в большой шляпе появлялся на улице, держа в руках отточенный топор. Антон работал сдельно, карманы его были полны денег, и в эту зиму он порядком заважничал. «Всех угощаю! Кельнер! Еще раз пива на всю компанию!» Он зачастил в пивную и часто бывал в задорном настроении. Никто, кроме Альвины и Германа, не знал одного обстоятельства: суд узаконил развод, он был свободен и мог строить свою жизнь заново.
И он ее построит! Он собирался открыть собственную плотничью мастерскую на одном из луговых участков Германа; они уже и место подобрали. Участок расположен возле самого озера, Антон сможет перевозить материалы на лодке. Через два года Грец уйдет на покой — ему стукнет семьдесят, — и к этому времени все должно быть готово. Тогда во всей округе будет только один настоящий плотник, а все остальные пусть закрывают лавочку! Вот как!
Антон был охотник прихвастнуть и слишком много шумел, но люди любили его; в сущности, у него в городе был только один враг: незадачливый столяр Георг с оттопыренными ушами, который когда-то сватался к Альвине. Столяр все еще не забыл Альвину: он запил с горя, спустил чуть ли не все свое наследство, а с мастерской у него не ладилось. В его витрине был выставлен прекрасно сработанный шкаф, но если ему заказывали стол, он в течение месяца не мог собраться остругать первую доску.
Однажды зимой Георг встретил в темноте этого страшного плотника, которого смертельно ненавидел. За спиной у Антона висел рюкзак, в руке сверкал топор. Столяр невольно отпрянул в сторону, потому что плотник сделал вид, что идет прямо на него. Антенн остановился и презрительно сплюнул. На днях произошло второе столкновение с плотником. Собутыльники Георга повели его в «Якорь» играть в
