Лай собаки сливается с моим голосом. Зажимаю руками голову, желая её раздавить к чёртовой матери. Опускаюсь лбом к полу. Горло першит. Голос пропадает. Мои губы раскрыты, и я просто хриплю.
Что-то касается моих волос. Открываю глаза и вижу ноги. Зелёные джинсы.
Мне страшно…
Резко поднимаю голову. Дышу поверхностно. Эти грёбаные медовые глаза смотрят на меня.
Прохладные пальцы проходят по моей щетине. На этих самых губах, которыми я буду бредить всю свою жизнь, появляется обречённая полуулыбка.
– Чёрт возьми, Дуглас, какой же ты псих на самом деле.
Родной, да именно родной шёпот доносится до меня.
– Тьяго? – хрипло выдыхаю я.
– Прости, что не записался на приём, а пришёл так, без предупреждения. Ключи забрал у Эдди, я тебе их не вернул. В общем, ты чёртов психопат, Дуглас Бейкер…
Дёргаюсь от прикосновений. Отползаю к стене. Это он. Тьяго. Та же жёлтая футболка. Те же смешные джинсы. Тот же взгляд и голос. Но…
– Ты мёртвый теперь? Я сошёл с ума? Ты вернулся, чтобы отомстить мне? Прости меня… прости меня, Тьяго. Я идиот. Я… всегда считал, что недостоин такого, как ты. Кто я? Озабоченный мудак? Да. Маньяк, вбивший себе голову, что ты всегда будешь рядом терпеливо сносить каждый мой крик? Да. Сломанный мальчишка, которого заставили себя ненавидеть, потому что он гей? Да. Прости меня… пожалуйста, прости меня… я бы всё отдал, чтобы снова встретиться с тобой. Помнишь? Тогда? На банкете? Я тебя сразу захотел. Ты был моим с первого взгляда. Ты был… тебя нет… прости меня… я заберу тебя. Клянусь, что я привезу тебя домой, Тьяго. Я похороню тебя там, где буду лежать сам. Я… я буду заботиться об этой псине. Я буду. Уходи только… ты свободен, Тьяго, от меня свободен, от страхов и жестокости. Ты должен уйти…
– Дуглас, ты что, снова пьян? Что за чушь ты несёшь? Давай, хоронить никого не будем, идёт? Хотя бы в первый год, а там посмотрим. Я не улетел, Дуглас. Я вышел из самолёта. – Тьяго подползает ко мне. Не верю.
– Я видел, как ты улетел. Самолёт улетел…
– Самолёт да, но не я. Я прочитал твоё сообщение до того, как отключил телефон. Ты никогда не говорил мне подобного. Никогда не произносил так слово «любовь». Прошу, скажи теперь сам. Дуглас, скажи мне это в лицо.
Его шёпот, невыносимое давление в груди и страх берут верх над разумом.
– Я люблю тебя. Я никого не любил, даже Мартина. Я был зависимым от него, пока не возненавидел из-за того, что был всегда пассивным. Я не любил даже себя. Тебя любил. Я любил, Тьяго, как умел. Меня никто не учил. Никто не показывал мне этого. Никто не хотел меня любить, а ты любил меня. За плохое любил. За сломанную душу любил. За что-то ещё… но я не заслужил. Ты – да. Ты достоин любви. И я люблю тебя. И буду и дальше любить тебя. Я обещаю, что не забуду тебя, Тьяго. Уходи, пусть твоя душа будет свободной. Ты свободный, Тьяго…
– Так, надеюсь, что ты не баловался наркотиками? Это моя прерогатива болтать о бессмертии души и другой чепухе, Дуглас.
Вздрагиваю, когда прохладная ладонь ложится на мою щёку. Меня трогают. Меня гладят. Он дышит. Грудь призрачного, по моим выводам, Тьяго поднимается и опускается.
Я свихнулся. Всё, это мой конец.
– Уходи. Убирайся отсюда, – с рычанием отталкиваю его руку. Я бегу. Ползу и подскакиваю на ноги. Бегу к себе в спальню. Хлопаю дверью и прижимаюсь к ней. Что за хрень?
Собака продолжает лаять и носиться, цокая когтями по полу. Но я не слышу Тьяго. Это безумие…
Залетаю в ванную и включаю холодную воду. Плещу себе в лицо. Жмурюсь до боли.
Призраки не открывают ключами двери, да? Призраки не имеют дыхания, верно? Призраки не могут дотрагиваться до людей, точно?
Что за хрень?
Жив. Моё сознание, уже в который раз за этот день, переворачивается.
Открываю глаза и смотрю на своё отёкшее лицо.
Жив!
Я его убью.
Кулаки сжимаются от злости. С силой ударяю по крану, закрывая воду.
Рывком открываю дверь и останавливаюсь в проходе. Мои глаза кипят от ярости. Она прогнившим огнём прожигает всё моё тело, когда я смотрю на козла в жёлтой футболке, сидящего на полу и играющего с собакой.
– Вот ты тварь, Диаз! – хрипло ору.
Тьяго поднимает голову и отталкивает пса от себя.
– Ещё пару минут назад ты признавался мне в любви, – усмехаясь, поднимается на ноги.
– Ты совсем охренел такое вытворять? А если бы меня приступ хватил? Если бы я сдох? Если бы…
– Так, ты не в себе, Дуглас, поэтому не подходи. Ты употреблял сегодня наркотики?
– Ты попал!
– Успокойся и дай мне всё объяснить.
Пятится от меня, выставляя руки перед собой, и забегает за обеденный стол.
Убью на хрен!
– И как ты мне всё это объяснишь? Ты поиграл? Тебе было весело? Ты провёл меня и теперь щёлкнешь по носу? Ты! Ты, блять, попал! Я тебя сейчас искромсаю! Я…
– Я испугался, – тихо перебивает меня.
Крик – это наиболее верный вариант останавливать собеседника, но этому мелкому засранцу всегда удаётся меня заткнуть своим спокойным и тихим голосом. Чёртов урод!
– Испугался ты? Конечно, ты испугался! Тебя убьют, и ты знал об этом! Ты специально всё подстроил, чтобы вынудить меня умолять тебя вернуться! Ты тварь последняя, Тьяго! Я тебя ненавижу! – Ударяю кулаками по столу. Он прикрывает на секунду глаза и распахивает их, смотря в мои.
– Я ничего не подстраивал. Я собирался улететь…
– Да так и не собрался! Трус, блять! Грёбаный…
– Боже, да прекрати уже ругаться! Меня передёргивает от каждого твоего мата, Дуглас Бейкер! Прояви немного вежливости и вспомни нормальную человеческую речь. Ты думаешь, что я испугался смерти? Да ни черта, ясно? Я испугался, что никогда в жизни не услышу таких слов, какие ты написал! Если бы ты хоть раз, хотя бы единственный раз сказал их так, как в сообщении, то я бы никогда не уехал и не сдался. Но ты упрямо молчал до последнего. Ты давил на меня, изводил, унижал и издевался надо мной. Только изредка проскальзывали забота и тепло. Но ты всегда был скудным в словах и эмоциях. И вот я вижу это сообщение. Слова, в которых сквозила надежда для меня, что не всё потеряно. Я могу улететь в Кали и завтра, и послезавтра, и на следующей неделе. Но не сегодня, потому что я боюсь, что больше не услышу о том, как ты меня любишь. Что, вообще, любишь меня и ценил всё это время, просто ты напуган, а я привычен к эмоциям. Вот, Дуглас, я хочу дать нам шанс. Если не получится, то я всегда могу уехать. Я не боюсь смерти ради твоего счастья, Дуглас. Для меня ты на первом месте, и это не изменится. Но я хочу того же. Я не требую, чтобы ты давал интервью и сделал чистосердечное признание. Там, с ними ты можешь быть хоть Папой Римским в доспехах, но со мной ты должен быть собой. И да, никакой свадьбы. Только рискни ещё раз с этой идиоткой встретиться, я её прикончу. Хочешь быть со мной, будь со мной. Боишься? Тогда я ухожу. Больше я не буду ждать, Дуглас, когда ты созреешь для того, чтобы решиться на большее со мной и перебороть свои страхи прошлого. Движение вперёд, понимаешь? Вперёд двигаться надо, а мы топчемся на одном месте, и снова всё возвращается к началу. Я готов простить тебя и дать тебе шанс, если ты готов навсегда перечеркнуть своё прошлое и похоронить своего отца ублюдка в земле на самом деле, а не на словах. Это моё условие.
