Глава 46Дуглас
Самолёт рейса «Нью-Йорк – Кали» успешно взлетел с задержкой на шестнадцать минут. Я видел это собственными глазами. Жёлтая футболка улетела вместе с ним. Всё улетело вместе с этим самолётом, а я остался сидеть на холодном полу один.
В моей жизни мало было слова «любовь». Мартин говорил, что любит меня, заботится обо мне и дорожит мной, но в один день он встретил Найджела, и всё было перечёркнуто. Мартин был первым, кто ввёл меня в этот запретный мир мужчин. Он был первым во многом, но вот я чувствовал и зависимость, и ненависть к нему. Да, он был первым. Первым, пока я не встретил яркого, живого и всегда позитивного Сантьяго Диаза, даже когда всё чертовски хреново. У меня были особые предпочтения в мужчинах. Я выбирал то, что скрасит мою ненависть. Внешность была важна. Именно она заставила меня превратиться в больного, и я неизлечимо болен до сих пор. Не знаю, когда случилось так, что я заразился зависимостью от света. Раньше я выбирал темноту ночи, а с Тьяго выбрал солнце. Он и был моим солнцем, которое согревало меня каждый день, вне зависимости моего настроения. Он просто делал это, не обращая внимания на мои слова, на мои крики, на мою силу и на свои страхи. Тьяго не боялся и сразу понял, чего боюсь я. Он прочитал всю мою подноготную быстро и легко. Забрался в те страшные уголки моего сознания, куда я никого не впускал. Он остался там и одной улыбкой сжёг все оправдания для меня.
– Мне нужен билет до Кали на ближайший рейс, – мрачно произношу, снова оказываясь у стойки.
– Да, сэр, конечно. У вас есть предпочтения по пересадкам и их количеству?
– Ближайший. Я ясно выражаюсь.
– Сейчас посмотрю, где остались места, – отвечают мне с улыбкой, но она пустая. Не такая, как у Тьяго.
Я был в подобном состоянии, когда пришёл к Мартину. Он искупал меня, напоил чаем и уложил в постель. Я не делал резких движений и ничего не чувствовал, кроме огромной боли внутри и ненависти к себе. Сейчас в разы хуже. Мне безумно страшно. Мне, блять, страшно, что Тьяго умрёт из-за меня. Он наивный, упрямый и очень, сотню раз очень, добрый. Он полон веры и надежды, что люди не дерьмо. Тьяго моя противоположность, и в нём было всё то, чего я не хотел. Хотел я… хотел быть любимым кем-то. Хотел. Долго бегал. Долго боролся. Долго понимал. Долго искал слова. Долго учился. Я не успел и не успею. Я не из тех людей, кто будет полагаться на случай или же надеяться на что-то. Я знаю, что найду Тьяго уже мёртвым. Его убьют из-за того, что он выбрал меня и мои страхи, а не свою жизнь. Понимаю, что его убьют, и это ломает меня окончательно.
Получаю билет на завтра. Как будто это исправит что-то. Нет, уже всё потеряно.
Сажусь в машину и еду домой. Я двигаюсь машинально. Не смирился с тем, что сегодня случилось. Зачем я это сказал? Почему я говорю Тьяго только гадости, ранящие его? Почему меня это не заботило раньше? Мне, блять, так хреново.
Оказываясь у дома, замечаю своего шофёра с собакой, вырывающейся из его рук и тянущейся ко мне. Арахис. Тупая псина. Тьяго любил его. Чёрт.
– Сэр…
– Отдай его мне. – Вырываю из рук шофёра поводок и тащу за собой собаку. Нет, это он меня тащит, постоянно пытаясь встать и облизать меня. За что? Я его терпеть не могу и купил только из-за Тьяго. Он его хотел. Он мечтал о нём.
Какой я мудак.
Закрываю шторы во всей квартире. Траур. У меня траур на всю жизнь.
– За что он тебя любил? – спрашиваю собаку, забравшуюся на диван рядом со мной.
– За что он любил меня?
Горечь сворачивается сгустком в горле. Никакие деньги здесь не помогут. Я даже не смог сказать ему о том, что любил. Странной своей любовью, но я любил. До меня это дошло, только когда потерял, без возможности вернуть.
Отключаю мобильный, наливаю себе бокал виски, хотя Тьяго этого не любил. Он был противником алкоголя, а я обожаю его за то, что не больно. Алкоголь притупляет все чувства. С ним я видел мир лучше, чем он был на самом деле. Но с Тьяго алкоголь мне был не нужен. Мой проводник. Мой мёртвый проводник… чёрт.
Ударяю ногой по журнальному столу. Ещё раз и ещё, собака лает, испуганно подпрыгивая на диване, а я луплю стол, вымещая на нём всё то, что скопилось внутри.
Скулю и хватаюсь за волосы. Я никогда не позволял себе быть в чём-то ограниченным. Сейчас я словно в клетке. Ничего больше не сделать. Это убивает меня. Знать, что Тьяго любил меня, за что-то любил и всегда был рядом, пока я не поддался зову прошлого, и стал его палачом, до крови больно и невыносимо жмёт тело. Теперь жить с этим невозможно. Как думал Тьяго, я буду чувствовать себя, наблюдая за тем, что не смог его спасти? Я никогда ему не говорил, как он важен для меня. На самом деле он важнее всего в этом мире. Тьяго такой один. Я много видел мужчин. Трахал их. Ненавидел их за жажду побольше содрать денег с меня. Я смотрел, как они унижаются передо мной, ради этих купюр, и в их глазах были только значки долларов. А он? Тьяго был другим. Странным и единственным. Он был моим лекарством от собственных страхов и прошлого. Я всё это просрал.
Пёс начинает рычать, и я в ответ.
– Закрой свою пасть. Тупая псина. Закрой рот! – Толкаю собаку с дивана, а она заливается лаем, вылетая в столовую.
– Дебил. Идиотская дворняга, даже тапочки не приносит. Да заткнись ты уже! Что ты лаешь? – возмущаясь, выхожу в столовую, а этот придурок носится около двери.
– Сри здесь. Мне плевать. Хоть сдохни, ты мне мешаешь! Чёрт возьми, я тебя сейчас прирежу! Ты что, отупел? Я же сказал, всё! Всё, Тьяго мёртвый для нас обоих! Всё! Я потерял его, слышал? Да, я, мудак, и мне страшно любить его! Страшно! Он мёртв… мёртв из-за меня… я не успел! – Мой голос садится. Как будто впервые до меня доходит сказанное.
Хватаюсь за горло и прижимаюсь к стене. Я душу сам себя. Кислорода больше нет. Мне плохо…
Собака лает ещё громче и прыгает на дверь, царапая её ногтями. Я себя так же деру пальцами. По горлу. Я в аду.
Щёлкает замок…
– Убирайся! Дай мне подохнуть! Убирайся, я никого не звал! Не спасай меня! Я не заслужил! Убирайся! – Цепляюсь пальцами за волосы. Падаю на колени и во всё горло ору. Только ору от той боли, что прорвалась внутри. До меня дошло. Всё дошло.
