Так вот почему я никак не могла пошевелиться! Ага, попробуй тут перевернись на другой бок, когда тебя обмотали с ног до головы и только эту самую голову без веревок и оставили.
Я нахмурилась, разглядывая собственное отражение и откровенно недоумевая…
А потом вспомнила.
Все вспомнила!
И банк, и Мартина, и то, как я с его матушкой полдня по лавкам и модным салонам бегала, а потом записку вспомнила, что мне мальчишка какой-то передал и… и удар по голове тоже вспомнила и выругалась. Громко так, смачно, хоть и знала, что приличные барышни никогда-то себе такого не позволяют, но, в моей ситуации я еще мягко так выразилась. Очень мягко.
Так что же это получается? Неизвестный… пусть будет недоброжелатель, специально заманил меня в мою же квартиру, потом огрел чем-то тяжелым по голове и… похитил?
Мамочки! Так меня и в самом деле похитили!
Судорожно сглотнула и почувствовала, как к горлу подступает тошнота.
Меня похитили! Меня! Похитили! Взаправду! По-настоящему! Во второй раз в жизни (первый еще до моего поступления в академию был, там из-за дяди Фила все завернулось и закончилось быстрее, чем я вообще поняла, что произошло).
А… а зачем?
Кому я так сильно понадобилась? Зачем я вообще кому-то понадобилась? Что с меня взять?
В голову тут же полезли разные глупости, относительно того, что некий принц из далекой страны, увидел меня случайно и влюбился или… нет, может это торговцы живым товаром? Или какая-нибудь мадам получила заказ от состоятельного клиента на девицу, юную, симпатичную, умненькую и решила за мой счет денег подзаработать?
Или… почему-то вдруг вспомнился отчим и тот самый, сынок нашего соседа, за которого меня замуж еще в четырнадцать лет прочили. Нет, выдавать-то меня замуж так рано никто и не собирался, законы Рагнара довольно категоричны на этот счет и раньше шестнадцати и думать нечего, но вот помолвку заключить — всегда пожалуйста.
Хотя нет, последнее предположение — откровенный бред. Отчим, конечно, тот еще делец и своего никогда не упустит, особенно если ему это «свое» еще и выгоду принесет, но меня он вроде как любит и на такую глупость, как похищение, точно не пойдет. И не столько из-за отцовских чувств ко мне, сколько из-за матушки. Вот ее он точно больше жизни и чести, и всего на свете любит, и ссориться не станет.
Значит, не отчим. А кто?
Честно говоря, и первые три варианта как-то мало правдоподобными получались. Ну какая из меня роковая красотка? Или соблазнительница? Да и не умею я ничего такого!
Так кому же все-таки так спокойствие надоело, что они меня похитить вздумали?
Я поморщилась — голова болела нещадно, во рту пересохло и вообще, хотелось уже размять руки-ноги, потянуться от души и разобраться наконец в сложившейся очень для меня неприглядной ситуации. Да и страшно чуть-чуть стало. Нет, я, конечно, знала, что дядя Фил будет меня искать и даже почти была уверена в том, что и Мартин в стороне не останется, и может даже Прэтт будет волноваться, но им всем понадобиться время, чтобы отыскать меня и забрать отсюда. А кто там знает, что злоумышленники намерены со мной делать? А ну как к чему неприличному склонять будут или и того хуже — пытать возьмутся? Я же не воин и боли боюсь, так что если меня вдруг бить вздумают или там ногти вырывать — молчать не стану и все расскажу: и что знаю и чего не знаю, придумаю, только бы избежать незавидной участи. А врать правдоподобно я умею, да! У меня девятнадцать лет практики.
И словно в ответ на мои мысли где-то за спиной распахнулась дверь. Я завертелась, в попытке перевернуться и посмотреть, кто там пожаловал, но как на зло лежала таким образом, что повернуться вот вообще не получалось, а проклятое зеркало хоть и отражало большую часть комнаты, как раз тот самый угол, где находилась дверь, в нем рассмотреть не получалось.
В комнату кто-то зашел и что-то втащили. Почему втащили? Так звук такой был, словно бы мешок с мукой по полу тянут. Я завертелась еще усерднее, извивалась на кровати, что тот червяк на крючок насаженный, все покрывало скомкала, но обернуться у меня так и не вышло. А тот, кто вошел, тоже не очень-то торопился предстать пред мои светлые очи. Вошел, втащил там что-то большое и судя по звукам тяжелое и… швырнул его на пол у кровати.
— Эй! — я не выдержала. Хотела закричать, да в горле пересохло, и получился хрип, отвратительный такой, что сама поморщилась. — Вы кто? И по какому праву… — я даже вопрос до конца задать не успела, как хлопнула дверь.
Это что же? Это меня здесь опять бросили? Нет, ну вот так совсем не честно. Мало того, что похитили, по голове ударили так, что у меня до сих пор перед глазами круги темные расходятся, так еще и объяснять, зачем все это никто не торопится? Гады какие-то, а не похитители!
Я снова выругалась в голос и чуть не закричала, когда словно в ответ на мои ругательства, откуда-то с пола донесся слабый стон.
— Эй? Кто здесь? — осторожно спросила, приподнимая голову. А в ответ — тишина. — Ты живой? Эй?
Никто не торопился мне отвечать. Было тихо, ни стонов, ни даже звука чужого дыхания я больше не слышала. И стало страшно. По-настоящему. Впервые за все время этой моей эпопеи, мне стало так страшно, что даже дыхание перехватило. Я просто поняла, что… это не шутки и не игра. Это все по-настоящему. И очень может быть, что там, на полу, неподалеку от меня сейчас кто-то умирает или… или быть может, уже умер?
Я заворочалась еще активнее. Извивалась, крутилась на месте, в попытке все же перевернуться на спину и подползти к краю кровати. Ругалась шепотом, материла похитителей на чем свет стоит, проклинала пышные юбки, которые обвились вокруг ног и только мешали, костерила шелковое покрывало, что сбилось комком и являлось еще одним препятствием на пути к моей цели.
Наконец, мне удалось перевернуться на другой бок. Я вытянула шею, в попытке рассмотреть, кого же там принесли и бросили. Не получилось. в процессе переворачивания по какой-то неведомой мне самой причине, оказалась аккурат на противоположном конце кровати.
— Эй!! — позвала еще раз, надеясь на то, что тот, чьи ноги со своего места я могу рассмотреть, не отправился к праотцам. — Ты меня слышишь? Ну же! Не смей умирать! Слышишь? Да что ж такое-то! — не выдержала, когда так ничего и не дождалась в ответ. — Хоть ногой дерни, что живой, а? — умоляющим голосом попросила я, разглядывая ноги несчастного.
Ноги, кстати, были мужские, в темных дорогих брюках. И туфли… знакомые такие туфли… То есть я не была на сто процентов уверена, что знаю именно эти туфли, но…
— Нет, — я покачала головой, чувствуя, как ледяная рука страха все сильнее сжимается вокруг моего сердца. — Нет-нет-нет! Только не это! Нет!
Я снова заворочалась, заелозила всем телом по основательно уже смятому покрывалу, в попытке подползти поближе к краю и удостовериться в том, что догадка моя оказалась ошибочной.
— Эй! Только не умирай, слышишь? Не смей умирать, я тебе не разрешаю! — в горле застрял комок, и глаза как-то подозрительно защипало.
