ей на плечо и прошептала:
— Все в порядке, не переживай.
— Нет, не в порядке, — пробормотала Анна, — ты выглядишь грустной с тех самых пор, как вернулась вчера за стол.
— Пустяки, — солгала я, — я просто немного устала. — Я посмотрела на нее с вымученной улыбкой. — Ты не должна чувствовать себя виноватой, Анна. Ты не сделала ничего такого, чтобы я огорчилась.
— Точно? Тогда ты мне сказала бы, да?
Я надеялась, что она не почувствовала, как мое сердце дрогнуло при этом вопросе.
— Конечно. Ни о чем не волнуйся.
Именно в такие моменты я не могла понять, что больше всего меня ранило. То ли наш с Ригелем разговор, то ли мысль о том, что я никому не могу рассказать о нашем с ним разговоре. У Анны были глаза человека, который способен понять все. Однако ей я могу открыться в последнюю очередь.
— Надень шарф, — улыбнулась я ей, — на улице ветерок.
Анна так и сделала. Когда входная дверь за ней закрылась, в сердце вновь вернулось ощущение пустоты. Я медленно прошла в гостиную, забралась с ногами на диван и обхватила колени руками.
Интересно, чувствовали ли себя Билли и Мики так же, как я сейчас? Как будто что-то важное сорвалось с оси. Вот бы с кем-нибудь об этом поговорить… — Я думала, что беда придет откуда-то извне.
Клаус, лежавший рядом на диване, посмотрел на меня полуоткрытым глазом. Выходит, он был единственным, кому я могла довериться.
— Когда все началось, — прошептала я, — я подумала, что если у нас с Ригелем и возникнет какая-нибудь проблема, то она появится со стороны. И мы справимся с ней вместе.
Я повернулась к Клаусу, чувствуя, как мои глаза наливаются слезами.
— Я ошиблась… Не учла самого важного.
Клаус открыл второй глаз и смотрел на меня без особого интереса. Почувствовав сильную усталость от своих мыслей, я свернулась рядом калачиком и не заметила, как заснула. Однако даже во сне не смогла найти покоя. В какой-то момент мне показалось, что что-то коснулось моего лица. Пальцы… гладили мою щеку. Я узнала бы это прикосновение среди тысячи.
— Я хочу впустить тебя, — услышала я шепот, — но внутри меня шипы и колючки.
Он как будто с трудом подбирал слова, и его грустный голос обжег мне сердце. Я пыталась ухватиться за реальность, чтобы не заснуть, но тщетно. Его слова поплыли куда-то вместе со мной, пока не исчезли.
Когда я проснулась, был уже вечер. Открыв глаза, я почувствовала на себе две тяжести. Первой была фраза, которая, я уверена, мне не приснилась. А второй… второй был спящий Клаус, свернувшийся клубочком у меня на груди и уткнувшийся носом мне в шею.
На следующий день Ригель не пошел в школу. Норман спустился по лестнице и с неловкой улыбкой сказал, что подвезет меня и что Ригель чувствует себя не очень хорошо: еще не прошла начавшаяся вчера головная боль.
В тот день я не могла сосредоточиться на уроках, мысли постоянно возвращались к тем нескольким словам, которые он прошептал, думая, что я сплю.
Я вышла из школы под моросящий дождь и огляделась: не хотелось столкнуться с Лайонелом.
На лабораторной я села за километр от него и избежала разговора.
— Идешь домой? — Билли посмотрела на меня из-под облака кудрей. Взгляд у нее, как и все последние дни, был потухший, если не безразличный.
— Ага!
Она молча кивнула. Темные круги под глазами, осунувшееся лицо не скрывал даже капюшон.
— Ну ладно, — пробормотала она.
В эту минуту ей было так же одиноко, как и мне. Я почувствовала, что Билли нуждалась во мне — в подруге… Она повернулась, чтобы уйти, и тут я схватила ее за полу толстовки.
— Подожди!
Она вопросительно посмотрела на меня.
— Хочешь сходим в забегаловку, съедим чего-нибудь вредного и вкусного? Она задумалась.
— Сейчас?
— Да! За перекрестком есть бистро, в нескольких шагах от моста.
Билли какое-то время смотрела на меня неуверенно, затем достала телефон и дрожащими пальцами нажала на вызов.
— Скажу бабушке, что мы с тобой немного покутим.
Мы кутили почти до вечера. Пообедали сэндвичами, потом сидели на диванчике в бистро, пережидая сильный дождь и потягивая шоколадные молочные коктейли. Много болтали. Билли сказала, что ее родители, вполне возможно, вернутся к концу месяца, но она не особо на это надеялась. Сейчас мы как никогда были нужны друг другу, чтобы поговорить о том о сем, отвлечься от тяжелых мыслей.
— Спасибо, — сказал она мне, когда мы наконец вышли на улицу.
Я ободряюще улыбнулась и нежно пожала ей руку.
Домой я шла уже под лучами уличных фонарей. Вдруг зазвонил мобильный. — Анна? Привет…
— Привет, Ника, где ты?
— Иду домой, скоро буду, — ответила я. — Мы с Билли зашли перекусить. Извини, что не предупредила.
— Ничего-ничего, дорогая! Я не дома, — вздохнула Анна, и я представила, как она устало прикладывает руку ко лбу. — Мероприятие в клубе сводит меня с ума! Еще надо проконтролировать доставку, не могу отложить это на завтра… Нет, Карл, поставь их туда, пожалуйста! А эти должны стоять вместе с бегониями у входа. Ой, прости, Ника, но я действительно не знаю, во сколько закончу сегодня.
— Анна, не переживай, я приготовлю что-нибудь для Нормана, когда он вернется домой, — сказала я, скрипнув нашей калиткой.
— Норман сегодня ужинает с коллегами, помнишь, я тебе говорила? Он вернется поздно, поэтому я тебе и позвонила. — Анна вздохнула. — Ригель весь день был один, не могла бы ты проверить, как он? Не поднялась ли у него температура? — с тревогой в голосе попросила она. Я вспомнила, как позвонила ей, когда они с Норманом были на конференции. Анна всегда за нас беспокоилась, такая уж она. Я закусила губу, затем кивнула, но вспомнила, что она меня не видит, и, войдя в дом и положив ключи в миску, ответила, что она может быть спокойна, я все сделаю.
— Спасибо, ты мой ангел, — прощебетала Анна, и мы попрощались.
Я сняла мокрые кроссовки и прошлась по первому этажу в поисках Ригеля. Нигде его не найдя, я подумала, что он в своей комнате, и поднялась наверх.
И остановилась перед его дверью в нерешительности. Сердце чаще забилось в груди. По правде говоря, я
