о которой я ничего не знала?
«Ты так мало знаешь…»
Я стиснула зубы.
«Я знаю его сердце. Это не меняется».
Вздохнув, я провела большим пальцем по фотографии убитой прошлой ночью девушки, по нарисованными на ее безжизненном бедре линям художественных теней и вкраплениям колокольчиков.
«Уверена? Сердца могут меняться. Сердца могут маскироваться под чужие».
Покачав головой, я закрыла телефон и сунула его в сумку. Он казался в тысячу раз тяжелее обычного, когда я выбросила остатки обеда и вернулась к работе.
* * *
Рабочий день закончился.
Сотрудники медленно покидали здание, направляясь домой к любимым.
Мне буквально некуда было идти.
В моей квартире было небезопасно. Гил был небезопасен. Не стоило ожидать, что Джастин будет со мной нянчиться.
Я не знала, куда идти, и у меня все еще было недостаточно информации.
И раздобыть мне ее нужно было быстро, чтобы я могла решить, чему доверять: своему сердцу или разуму.
Мое сердце призывало меня вернуться к Гилу и рассказать ему о своих чувствах. Создать лояльную, полностью благоприятную обстановку, в которой он мог бы поделиться всеми своими откровениями. Но мой разум проклинал меня за то, что я такая тупая идиотка. Хотел вызвать полицию. Воспользоваться карточкой, данной женщиной-офицером, и попросить совета извне.
И поскольку оба варианта были непрактичны, мне пришлось положиться на себя, чтобы принять правильное, осознанное решение. Точно так же, как мне приходилось полагаться на себя в детстве, когда я готовила, убирала и училась. Единственный урок, который преподали мне мои родители: независимость — это тяжело и одиноко, но это означает, что ты сильна независимо от ситуации.
Когда из офиса ушел последний сотрудник, я склонилась над клавиатурой.
Я ввела все возможные параметры. Я читала статьи в Интернете и изучала факты.
Гилберт Кларк.
Убитые девушки.
Предыдущие убийства в Бирмингеме.
Карты лесов и парков, где были найдены жертвы.
Магазины красок для тела.
Другие художники бодиарта в Англии.
Плохая репутация «Совершенной лжи», хорошие отзывы прессы, негативные рецензии, восторженные отклики.
Я старательно изучала всё, взамен получая бешено колотящийся от разочарования пульс и головную боль от замешательства.
Ничто не намекало на то, что здесь может быть замешан Гил.
Чем дольше я торчала в Интернете, тем больше ненавидела себя за сомнения.
Я так сильно хотела довериться своему сердцу. Хотела набраться храбрости, чтобы вернуться к Гилу и прямо спросить его, где он был прошлой ночью. Почему он исчез во второй раз. Почему он бродил по тем зарослям. Почему инстинкты подсказывали мне, что в его жизни было нечто большее, чем он мне рассказал. Больше тьмы. Больше боли. Больше греха.
Но все, о чем я могла думать, это его грязные ботинки.
Одиннадцатого размера.
Такие же, как у убийцы.
Мне нужно было больше времени.
Времени вдали от всех.
Воспользовавшись лифтом, я ушла с работы через черный ход на случай, если Гил, как и в прошлый раз, будет ждать меня в фойе. Выйдя на узкие улочки, я спрятала свои темно-русые волосы под серый шарф.
Засунув руки в карманы блейзера, я влилась в поток спешащих с работы пешеходов и направилась из рабочего района в более вычурную часть города. Где на углах улиц располагались маленькие театры, а фонарные столбы украшали плакаты с изображением талантливых танцоров.
Войдя в помещение, где я занималась своим искусством до переезда в Лондон, я изо всех сил старалась не расплакаться.
Я скучала по танцам.
Скучала по запаху затхлых кинотеатров и бумажных афиш.
Я скучала по Гилу, даже когда от него пряталась.
Дневная танцевальная репетиция для штатных сотрудников закончилась, и, похоже, сегодня вечером никаких внеклассных занятий не проводилось, поэтому я проскользнула в студию, где меня когда-то заметила Лондонская танцевальная труппа. В поту и слезах я летала на эндорфиновом кайфе в комнатах, которые выглядели совершенно одинаково.
Зеркала и деревянный пол, простая сцена для балерины.
Мне здесь больше не место.
Несчастный случай лишил меня этого права.
За моей спиной щелкнул замок; меня объяла тягостная тишина помещения.
Закрыв глаза, я глубоко вдохнула.
На глаза навернулись слезы, когда в голову хлынули воспоминания о трико, балетных тапочках и сладких фортепианных нотах.
Здесь я была в безопасности, потому что никто не ожидал, что я приду. Те, кто раньше знал меня, привыкли к моему отсутствию, а тем, кто не знал, никогда и в голову не придет, что значила для меня каждая танцевальная студия — где бы они ни находились.
Бросив на табурет у пианино сумочку, я скинула туфли на каблуках и положила телефон с выключенным звуком на полированный инструмент с клавишами из слоновой кости.
Еще десять пропущенных звонков от Гила с обеда.
Еще десять раз я не ответила, потому что понятия не имела, что сказать.
Я хотела, чтобы он все мне рассказал.
Но я была слишком в него влюблена, чтобы услышать правду.
Невиновен.
Виновен.
И то, и другое сопровождалось заморочками, вынести которые у меня не хватило сил.
Балансируя на носочках, я развернулась в одних чулках на скользком деревянном полу и закрыла глаза. Я не обратила внимания на боль в спине, в которой благодаря операциям обрела подвижность, но лишилась гибкой грации. Я стиснула зубы от стеснения и ограниченности украденных движений. Вокруг меня шептались музыкальные ноты, и я танцевала…одна.
Я скользила и кружилась, поднимая руки, как бесполезные крылья.
Меня вновь нашло мое детство, как это часто случалось, когда я освобождалась от взрослой жизни. Я вспомнила одиночество в обществе родителей, которым на самом деле было все равно. Я купалась в счастье, зная, что любовь Гила с лихвой компенсирует мне любую пропавшую или отсутствующую семью. Мои руки сами собой раскрылись, чтобы обнять парня, которому принадлежала моя душа. Музыка в моих венах зазвучала громче, быстрее, и я откликнулась на ее призыв.
Я взметнулась в воздух, выполнив движение, доведенное мною до совершенства. Больше всего я любила большой прыжок в воздухе. Я обнаружила, что это очень просто. Так легко перепрыгнуть с одной ноги на другую и сделать шпагат в самой высокой точке.
Мой учитель и работодатель говорили, что в полете никто не может выгибаться так сильно, как я.
Не открывая глаз, я заново переживала ощущение того, что я невероятно хороша в чем-то, не требующем навыков или повторения — это был просто дар. Дар моего тела. Цель моей души. Замысел моей жизни.
Но, в отличие от сотен других случаев, я не приземлилась невесомо и элегантно. Мне не удалось оттолкнуться и взлететь. У меня
