Так было до тех пор, пока не появился Поль и вся этадеятельность, последовавшая за его появлением. Она возбудила во мне настоящеелюбопытство. Кроме общения со всяким сбродом и непонятными обывателями мойединственный опыт в чувствах и ощущениях шел от мозга спящих драконов и имподобных — а они совсем не разжигали творческого горения интеллекта. Внезапно яоказался наводнен мыслями и словами, а также идеями и думами, заключенными вних. Именно тогда я пришел к самосознанию и впервые начал искать загадки иотыскивать ответы применительно к себе.
Я знал, что я был связан с Полем, потому что он имел родимоепятно в форме дракона. Были и другие намеки, которые напоминали в нем моегопервого злополучного хозяина. Однако, тогда я не знал, что это было частьюзамысла моего существования. В свете этого некоторые мои действия стали носитьболее вразумительный характер. Например, манипулирование с мертвым телом, сцелью передать Маусглову важную информацию. Или мое собственное решениеоставить Рондовал и сопровождать Поля.
«Белфанио». Очаровательное слово.
Так как Поль пребывал в полусознательном состоянии,задыхаясь, страдая от боли и многочисленных ожогов, растяжений и ран,контуженный и на последнем издыхании, я сразу понял, что наиболее важная частьмоей миссии в жизни — это обеспечить его защиту, и я был доволен, что это мнедо сих пор удавалось, и теперь есть шанс успешно выйти из затруднения. Мнедоставило удовольствие то, что однажды я вырвал его из слишком горячих объятийтревожного сна, не забыл отправить Маусглова за скипетром, без которого он,пожалуй, давно бы был мертв.
Да, мне приятно, что поступая так, а не иначе, я действовалправильно, а особенно радостно то, что я сделал много точных выводов, полагаясьна свою интуицию, а не на приказы. Увидев распростертое тело Ларика — тожемоего подзащитного, и Райла, Ибала, внезапно упавшую леди Вонни, я был радузнать, что моя сфера деятельности значительно расширилась, увеличилось числотех, кого я должен взять под свою опеку. Новые философские горизонты,открывшиеся передо мной, казались поистине безграничными.
Да.
Лишь только было произнесено мое имя, я сразу осознал кто яи зачем: Я — Проклятие Рондовала (чисто технический термин), существующий длязащиты замка и представителей Рода, а если они погибнут, для мести за них.
Я нашел это занятие, а может профессию, оченьпривлекательной, прекрасной и почетной.
Теперь я был очень благодарен и признателен Дету Морсону,стоящему одной ногой в могиле, за то, что он нашел время и сотворил доброеПроклятие, то есть меня.
Наблюдая за Генри Спайером и Вонни, которые слегкапошатываясь, стояли друг против друга, я увидел, как они, собрав последниесилы, выстрелили энергетическими сгустками друг в друга. Я тут же оценил ихсилы и понял, что несмотря на всю свою мощь, которую я выплесну на колдуна, онуже через несколько мгновений оправится от удара и будет готов к новым атакам.Я счел, что будет поучительно последить за его манипуляциями. Как я понял, онбыл гением, подлинным мастером Великого Искусства. Кроме всего прочего, этотчеловек был ровня и близкий друг моему злополучному хозяину. В этом смысле,было печально, что он стал врагом Рондовала, а следовательно, превратился вобъект моей ярости и гнева.
Одновременно передо мной встала и другая дилемма: учитывая,что Дет Морсон умер двадцать лет назад, а два его отпрыска лежали без сознанияна полу, кого из них я должен считать его настоящим приемником и моимзлополучным хозяином? Ларик был старше Поля, однако, он давно покинул родныепенаты и прочно основался в Авинконете. Поль, наоборот, укрепился в Рондовале,сделав его своей резиденцией, он научился тонко понимать и чувствоватьРондовал. Живой пример тому — его далеко идущие планы восстановления ивозрождения замка. Проблема выбора приемника могла вылиться для меня в оченьважное событие, особенно с годами, ведь так или иначе именно от приемниказависел режим и характер моих работ.
Наконец, проблема решена в пользу Поля. Возможно здесьсыграла роль и моя сентиментальность. Пока я убеждал себя в том, что за главныйаргумент следует принять местожительство, во мне все время свербелоподсознательное чувство, которое придало особую эмоциональную окраску решению.Это чувство твердило мне, что Поля я знаю лучше, чем его брата, кроме того мнесовсем не понравилось первоначальное обхождение Ларика с Полем. А если сказатьпо простому: Поль мне нравился больше.
Я подлетел ближе к его распростертому, вздрагивающему телу ивпервые попробовал напрямую обратиться к нему.
— Теперь все нормально, — рапортовал я, —осталось несколько мелких деталей.
Он закашлялся, очевидно, стараясь показать, что услышалменя. Одновременно с кашлем раздался сдавленный крик Вонни.
Я вновь внимательно посмотрел на Генри Спайера. Его лицоперекосило гримаса, оно почернело, когда он восстанавливал последние штрихисвоей оболочки. Я заметил, что Райл Мерсон пришел в себя и вяло пошевелилрукой. Ларик и Ибал предпочли остаться без сознания. Тайза сидела на скамье,глядя дикими, ничего не понимающими глазами.
Я провернул в памяти арсенал возможных действий, которые ямогу предпринять против Спайера, многие я тут же отверг — даже затоплениепомещения подземными водами, хотя мне бы оно доставило море эстетическихнаслаждений.
В конце концов, весь выбор сузился до одного единственновозможного действия, осталось лишь детально продумать план и цвет мизансцен.
Авокадо, колеблющееся в пределах бледно-зеленого, наконецрешил я.
Глава 22
Когда Поль услышал голос в голове, он открыл глаза и струдом пошевелил головой. На большее у него уже не было сил. На сколько он могсудить, ситуация в сущности не изменилась. Вонни не казалась больше юной девой,теперь это была усталая, изможденная женщина средних лет. Спайер выглядел тожеутомленным, но в его жестах до сих пор чувствовалась жизненная сила. Ещемгновение и он окончательно победит.
Громкий свистящий звук раздался откуда-то из заднего углакомнаты. Спайер посмотрел в том направлении и остолбенел. Его лицо застыло,руки замерли на полужесте. Вонни, тоже повернувшая голову, казалось испытывалане меньший ужас.
Поль силился повернуть голову, и когда ему это удалось, онзаметил нечто материализованное и призрачное. Это было демоническое чудовищноетело, какое он сам некогда носил, оно все отчетливее вырисовывалось вдольстола, но самое ужасное — у монстра не было головы. Там, где должна бытьголова, высилась огненная корона — авокадо, она переливалась бледно-зеленымпламенем.
