– Ах, Бенедетто, следуй своим путем и размышляй над моими словами по мере сил, которые дает тебе Господь. Мы же всегда будем любить тебя.
Дети окружили плачущего Бенедетто. Некоторые взяли его за руки.
– На рассвете, – сдавленно проговорил он. – Я сказал купцу, что вы будете у пристани на рассвете.
Задолго до рассвета Вил поднял крестоносцев, чтобы западным берегом дойти до рыбацкой деревушки.
– Подъем. Всем проснуться. Поднимайтесь! Нам нужно идти. Скорей, скорей!
Дети тихо и привычно послушно выстроились в колонну, позевывая и потирая глаза, и грызли: кто – хлебную корку, кто – твердый кусочек вяленой рыбы или копченого окорока. Получив последние приказания, они бесшумно скользнули в мутный предрассветный туман, следуя за серебристой кромкой воды. Когда забрезжил первый свет, они увидели кирпично-глиняные стены безымянного селения. Бенедетто повел детей прямиком к единственному причалу. Угрюмого вида управляющий еще издалека стал разглядывать детей.
– Кого ты мне привел, менестрель? – прорычал он.
– Эти дети сильны и надежны, мой господин.
Управляющий поправил широкий кушак, который охватывал его круглый живот, и провел пальцами по волосам.
– Что-то не похоже. Я собираюсь в свою контору, в Стреза. Думаю, там я найду команду получше.
– Как я говорил, друг мой, – прошептал Бенедетто, – они доставят ваш груз до самой Павии бесплатно, ежели вы позволите ехать всем детям.
Управляющий подозрительно посмотрел на вероятных гребцов.
– Я вижу нескольких сильных парней, но что же малые?
– Ах, синьор, – настаивал Бенедетто. – Озеро… покойно, а Тичино течет плавно. И с этими самыми детьми я плыл по неистовой Роне.
– Я никогда не плавал по Роне.
– Вы никогда не бывали на Роне?
– Нет.
– Ха! Да по сравнению с ней Тичино и это ваше озеро просто сонные пруды!
Управляющий колебался.
– У моего господина тяжелый нрав. Я не отважусь доверить детям столь ценную поклажу.
– Ну же, друг, – понуждал его менестрель. – Они ведь крестоносцы из Священного Похода. На них пребывает рука Божья, неужто вы не видите? С тех самых пор, как они покинули родные деревни на далеком севере, ангелы повсюду ступают с ними. Они благополучно перебрались через великие горы, а вы боитесь доверить им всего-то две жалкие баржи? Сами ангелы предлагают вам охрану груза без никакой платы, а вы еще сомневаетесь?
– А где гарантия, что они довезут мой товар в целости? Мой господин ожидает баржи в Павии, чтобы потом отправить их за тонким сукном и…
– Справедливое замечание, синьор. Могу вам предложить следующее: я останусь здесь как залог до тех пор, пока товар не будет доставлен в сохранности.
А что мне делать с менестрелем-поручителем?
Бенедетто пожал плечами.
– Я стану играть, и ежели лодки не вернутся через две недели, отдам вам все вырученные деньги. А ежели они вернутся вовремя, деньги останутся у меня, а вы отблагодарите меня скромной… частью прибыли.
Управляющий возмутился и грозно посмотрел Бенедетто прямо в моргающие глаза.
– А ты хитер, – пробормотал он, – но за услуги получишь шиллинг и ни пенни больше.
Они хлопнули по рукам. Бенедетто улыбнулся и призывно помахал друзьям подойти к плоскодонкам.
В каждой лодке лежали аккуратные кучки овечьего руна, которое прошло весь путь через Францию и направлялось к прядильщицам Милана. На носу и вдоль кормы на всю ширину лодки раскинулись длинные деревянные скамьи, над которыми выжидающе томились длинные весла в железных петлях.
Детям приказали подняться на борт, и они проворно пробирались между обмотанными тюками с английской шерстью к местам, назначенным Вилом и Петером. Малыши, недоверчиво посмеиваясь, взялись за толстые гладкие древка весел. Образцовая дисциплина, с которой отряд погрузился на лодки, потрясла управляющего, и он уже более спокойным тоном отдал Петеру последние распоряжения.
– Падре, на берегу вы должны будете найти моего хозяина, Константино. Он будет сидеть в своем магазине между лавками свечника и мастера по парусам. Передайте ему лодки вместе с этим запечатанным письмом.
Петер и управляющий пожали руки, и священник подошел к Бенедетто.
– Я буду скучать по тебе, мой друг.
Бенедетто печально кивнул.
И я тоже, – добавил Вильгельм.
– Прощай, Бенедетто, – сказал Карл.
– Да пребудет с тобою Бог, – ласково проговорила Фрида.
Воздух над лодками зазвенел от детских голосов, которые выкрикивали слова прощания и благословения. Бенедетто всхлипывал и обеими руками махал юным друзьям. Он обнял Петера и смотрел, как тот занимает место в лодке. Баржу отвязали от причала и медленно оттолкнули крестоносцев в тихие воды озера. Дети взялись за весла, а менестрель прижал к груди лютню и стал напевать:
Прощайте, друзья дорогие,
Прощайте.
Пусть Бог ведет вас к берегам,
что могут радость дать.
Прощайте, друзья дорогие,
Прощайте.
И пусть пребудет вечно с вами неба благодать.
Прощайте…
Вскоре плеск волн заглушил звуки прощальной песни.
* * *
Петер наваливался на тяжелый барочный руль и с трудом обуздывал острый язык. Что и говорить об остальных, которые ручонками еле ворочали громоздкие весла. Сначала кормчий Петер решил, для быстроты ходу, связать лодки, но это вызвало еще большую путаницу и панику. Решили снова плыть раздельно. Однако, мало помалу, дети наловчились грести более-менее ровно и размеренно и держать оба судна борт о борт. Баржа, управляемая Отто, прекратила беспорядочное кружение на месте, и выведенный из себя капитан, наконец, успокоился: лодка поплыла прямо. Да и Вилу больше не надобно было проклинать, на чем свет стоит: его команда гребцов выработала общий ритм и держала его, а капитан выровнял судно, и оно легло на курс вдоль берега, – но крайней мере, относительно. Дети даже начали смеяться над своими постоянными ошибками, особенно, когда весло срывалось, и брызги окатывали всех на борту с головы до пят! Надо заметить, судоходные навыки крестоносцев заметно улучшались!
Часы тянулись медленно. На борту завязывались неторопливые разговоры. Конрад проворчал:
– Мне совсем не кажется, что грести легче, чем идти!
Многие согласились с ним, а Петер усмехнулся.
– Кабы мы сейчас пробирались сквозь сосны да ели, я бы только и слышал от вас: как было бы хорошо плыть!
– Может и так, – откликнулся Отто, – но мы ведь не плывем, а гребем. У меня спина болит, и все руки растрескались. Ох, я бы сейчас завалился спать где-нибудь в Иерусалиме с гроздью винограда в руке!