на свадьбах в память о разрушенных храмах. Надо возвращаться в великий Иерусалим и восстанавливать эти храмы! Это веление Господне! Надо возродить Израиль! У нас нет другого выхода…
– Ребе, если мы уйдем отсюда живыми, я обещаю вам и Господу, я уеду в Эрец Исраэль и буду делать все то, о чем вы сейчас говорили. И если вы позволите, я запишу ваши речи. Может, мне удастся их издать. И тогда я назову эту брошюру «Проповеди на чердаке зельвинского морга». Вы мне позволите это сделать?
– Благословляю, сын мой! Плохо, что проповеди на чердаке морга воспринимаются лучше, чем проповеди в синагоге…
…Так прожили они на чердаке все лето. Спускались по нужде по ночам. Набирали в кране прозекторской воду, водопровод, слава Богу, работал, не успели разрушить. Питались сухарями, желудями, сушеными яблоками и тем запасом консервов, которые предусмотрительный Янкель натаскал в холодильник морга на всякий случай. Однажды ребе ему сказал:
– Янкель, вы таки очень умный человек. Как вы так все предусмотрели, предвидели, подготовились? Я, раввин, ничего так не предвидел, как вы! Вам надо было раввином быть.
– Ребе, мы с вами занимаемся одним делом: вы провожаете на тот свет души людей, а я их тела…
– Таки да! Не каждому дано так проникать в суть вещей, как вам!
Несколько раз, глубокой ночью Янкель ходил на окрестные огороды за картошкой. Отбирал из клубней что покрупнее, остальное аккуратно прикапывал.
Однажды в августе он спросил Цилю.
– Циля, а сколько вы прожили с Ёсей?
– Три дня…
– Со мной вы живете уже третий месяц, и я имею до вас предложение.
– Вы это серьезно?
– Почему нет? Я человек свободный. У меня есть профессия. Вы тоже имеете отношение к медицине. Почему нет? Ребе, что вы скажете?
– Я скажу, что вы хорошая пара.
– Но я старше на целых десять лет. Нет, на одиннадцать!
– Это хорошая разница. Мой папа был старше мамы на пятнадцать лет, а как жили, а как жили…
– И вы нас благословите?
– Если Циля согласна.
– Циля согласна, – ответила девушка.
– Циля, мне хочется, чтобы вы всегда говорили мне «да» и только один раз сказали бы «нет».
– Когда сказать «нет»?
– Когда я спрошу, не противно ли вам быть рядом с человеком, который вскрывает трупы?
– Нет.
– Спасибо!
– Дайте мне ваши руки… – Голос ребе задрожал. – Благословляю вас, дети мои, на долгий и счастливый брак, который, надеюсь, ничто не омрачит и не разорвет.
И он тихо запел, отбивая ритм на пустом фанерном ящике:
– Адонаи Элохим…
ОТВЕТ В КОНЦЕ ЗАДАЧНИКА
В начале сентября 1941 года, когда все страсти в Зельве несколько поутихли, отшельники спустились со своего чердака, «вышли из ковчега», как назвал его ребе Шмуэль, и ушли в Налибокскую пущу в один из еврейских лесных лагерей. Там ребе совершил положенные обряды, и Янкель с Цилей сыграли очень скромную свадьбу. А после войны они покинули «земной рай» Польши, который обернулся для них и миллионов их собратьев адом Освеницима, Тремблинки, Едвабне, Зельвы… В 1947 году супруги Хацкилевичи выехали в новосозданное еврейское государство и стали жить, согласно обету Янкеля Рувимовича, в Иерусалиме. Никто не смог бы назвать их тамошнюю жизнь благоденствием. На них обрушились новые войны, новые испытания… Но Циля в 2020 году отметила свое 80-летие. Она пережила своего мужа ровно на одиннадцать лет. У них родились три девочки, каждая из которых родила двоих мальчиков.
Такое вот множество с подмножествами.
Янкель Хацкилевич, как и мечтал, подготовил книжечку «Проповеди на чердаке морга». Издателю название не понравилось, и он попросил его изменить. Тогда Янкель написал «Ночные беседы на чердаке зельвинского морга». «Очень длинно», сказал издатель. Янкель укоротил: «Жизнь на чердаке морга» И подзаголовок: Беседы с ребе Шмуэлем из Зельвы.
«Нет. Уйдите от слова „морг“. Что вы к нему привязались?»
«Тогда „Записки из мертвого дома“. „Ну, это уже было“. „У кого?!“» – изумился Янкель. «У Достоевского!» «Он что тоже сидел в морге?»
«Нет, он там лежал». «А если я сделаю так: „Записки из дома мертвых“?… „Не знаю, не знаю… Лучше. Но думайте еще!“»
Похоже Янкель Рувимович все еще думает над заголовком. Но брошюра уже давно собрана. И до сих пор ждет своего издания…
Глава тридцать седьмая. На Слоним!
Солнце стояло уже так низко, что не спасал и козырек фуражки – вечерние лучи били прямо в глаза, пока колонна не выехала из Замкового леса. Голубцов вспоминал потом эту стоянку, как лучшее время, проведенное им на войне. О чем-то таком нашелестели-нашептали ему вековые сосны этого непростого леса… Во всяком случае уберегли от рокового шага…
Потом, в Москве, главный инквизитор Вождя армейский комиссар 1-го ранга Мехлис будет въедливо выспрашивать его: «А почему вы в Волковыске не организовали оборону по реке Россь? Не заняли господствующие высоты? Их там десятки, этих холмов…»
«Эту возможность мы обсуждали втроем – маршал Кулик и генерал-лейтенант Болдин. После авантюры с КМГ мы не стремились отправлять в Москву оптимистические депеши. Все трое обладали огромным опытом военных операций и пришли к одному выводу: если мы займем оборону у Волковыска вдоль Росси, мы не выдержим фланговый удар немецкой дивизии, которая шла из Ружан. Да и для того, чтобы выстроить оборону, нужна была связь, хотя бы со штабами дивизий. У меня не было связи ни со штабом фронта, ни с соедом слева – 4-й армией. Связь была только с соседом справа – штабом 3-й армии, и то только потому, что он находился в 12 километрах от нас – в Росси. Немцы продвигались быстрее, чем наши делегаты связи».
Мехлис не сводил с него гипнотизирующего взгляда. Он умел
